«В любви между мужчиной и женщиной бывает всегда одна минута, когда любовь эта доходит до своего зенита, когда нет в ней ничего сознательного, рассудочного и нет ничего чувственного. Такой минутой была для Нехлюдова эта ночь Светло-Христова Воскресения. Когда он теперь вспоминал Катюшу, то из всех положений, в которых он видел ее, эта минута застилала все другие. Черная, гладкая, блестящая головка, белое платье с складками, девственно охватывающее ее стройный стан и невысокую грудь, и этот румянец, и эти нежные, чуть-чуть от бессонной ночи косящие глянцовитые черные глаза, и на всем ее существе две главные черты: чистота девственности любви не только к нему, – он знал это, – но любви ко всем и ко всему, не только хорошему, что только есть в мире…»
И разрушить эту любовь? Вспомним Ивана Сергеевича Тургенева. Вспомним его мысли об этом вот разрушении…
Тургенев написал стихотворение в 1843 году, когда ему было двадцать пять лет. Толстой начал «Воскресение», когда едва перевалило за шестьдесят, а завершил спустя десять лет, когда, тоже едва перевалило за семьдесят.
Быть может, по причине своей молодости Тургенев не испытывал тех угрызений совести, испытанных и отраженных в романе Львом Толстым.
Тургенев написал стихотворение под влиянием своего романа с белошвейкой Авдотьей Смирновой, романа, который закончился изгнанием белошвейки из имения и рождением дочери. Правда, судьба белошвейки отличалась от судьбы Гаши, судьба которой постоянно присутствует в романе. Белошвейку мать Тургенева выдала замуж, а дочь, которая родилась от Ивана Сергеевича, забрала к себе в имение. Гаша, по словам Толстого, погибла. Ее судьба отразилась в судьбе Екатерины Масловой, хотя и к написанию романа не она подтолкнула, а история, рассказанная Толстому Анатолием Федоровичем Кони.
Но проникновенно описанные деяния Нехлюдова по соблазнению Катюши явно взяты не из рассказа Кони, а именно из личного опыта Льва Николаевича. Недаром этот эпизод столь разгневал Софью Андреевну. А выписан действительно с подробностями, которые вряд ли придумаешь настолько убедительно.
Нехлюдовым руководило мятежное желание добиться того, к чему стремилось все его существо. Он делал попытку за попыткой, настойчиво и неудержимо…
«Пройдя раза два взад и вперед за углом дома и попав несколько раз ногою в лужу, Нехлюдов опять подошел к окну девичьей. Лампа все еще горела, и Катюша опять сидела одна у стола, как будто была в нерешительности. Только что он подошел к окну, она взглянула в него. Он стукнул. И, не рассматривая, кто стукнул, она тотчас же выбежала из девичьей, и он слышал, как отлипла и потом скрипнула выходная дверь. Он ждал ее уже у сеней и тотчас же молча обнял ее. Она прижалась к нему, подняла голову и губами встретила его поцелуй. Они стояли за углом сеней на стаявшем сухом месте, и он весь был полон мучительным, неудовлетворенным желанием. Вдруг опять так же чмокнула и с тем же скрипом скрипнула выходная дверь, и послышался сердитый голос Матрены Павловны:
– Катюша!
Она вырвалась от него и вернулась в девичью. Он слышал, как захлопнулся крючок. Вслед за этим все затихло, красный глаз в окне исчез, остался один туман и возня на реке».
Словно что-то отводило его от того рокового поступка, который затем отложил отпечаток на всю жизнь. Но он снова повторил свою попытку, когда в доме все улеглись спать.
«Когда опять все затихло… он подошел к самой ее двери. Ничего не слышно было. Она, очевидно, не спала, потому что не слышно было ее дыханья. Но как только он прошептал: «Катюша!» – она вскочила, подошла к двери и сердито, как ему показалось, стала уговаривать его уйти.