Гортензий закрыл глаза. Более непоколебимого столпа у
– Забудь об этом, Катон, – устало проговорил Гортензий, открывая глаза. – Так римлянин не поступает. И больше не будем говорить на эту тему.
– Мы поступим с Цезарем по-римски, – предложил Катул. – Если вы хотите отдать Цезарю деньги, предназначенные для подкупа избирателей, тогда я сам пойду к Цезарю и предложу их ему. Двести двадцать талантов составят первый приличный взнос его кредиторам. Я уверен, что Метелл Сципион согласится со мной.
– И я тоже, – проворчал Катон сквозь зубы. – Но вы, бесхребетные дураки, на меня не рассчитывайте! Я не положу в кошелек Цезаря даже свинцовой фальшивки!
Было решено, что Квинт Лутаций Катул условится о встрече с Гаем Юлием Цезарем в его квартире на улице Патрициев, между красильнями Фабриция и субурскими банями. Встреча произошла накануне выборов, рано утром. Изысканное великолепие кабинета Цезаря поразило Катула. Он не слышал, что его двоюродный брат разбирается в мебели и имеет тонкий вкус. «Существует ли что-нибудь на свете, чем не был бы одарен этот человек?» – спросил он себя, усаживаясь на ложе, чтобы ему не предложили кресло клиента. Однако подобное предположение было несправедливо по отношению к Цезарю. Никому ранга Катула Цезарь не указал бы на кресло клиента.
– Итак, завтра – великий день, – с улыбкой заговорил Цезарь, угощая гостя разбавленным вином в хрустальном кубке.
– По этому поводу я как раз и пришел к тебе, – сказал Катул, отпив немного, как оказалось, превосходного виноградного вина. – Хорошее вино, но мне такое неизвестно, – добавил он.
– Я сам выращиваю виноград, – сообщил Цезарь.
– Под Бовиллами?
– Нет, у меня небольшой виноградник в Кампании.
– Это все объясняет.
– Что ты хочешь обсудить, кузен? – спросил Цезарь, не позволяя отвлечь себя вопросами виноделия.
Катул глубоко вдохнул:
– Я обратил внимание, Цезарь, что твое финансовое положение крайне затруднительно. Я здесь для того, чтобы просить тебя снять свою кандидатуру на должность великого понтифика. В ответ на эту услугу я дам тебе двести талантов серебром.
Он сунул руку в складку тоги, вынул оттуда небольшой свиток и протянул Цезарю.
Цезарь даже не взглянул на свиток.
– Ты сделал бы лучше, если бы использовал деньги для подкупа выборщиков, – вздохнув, сказал он. – Двести талантов помогли бы тебе.
– Такой ход казался мне более эффективным.
– Но напрасным, кузен. Я не хочу твоих денег.
– Ты не можешь позволить себе не взять их.
– Это правда. Тем не менее я отказываюсь.
Маленький свиток остался в протянутой руке Катула.
– Пожалуйста, подумай, – повторил он, начиная краснеть.
– Убери свои деньги, Квинт Лутаций. Завтра я буду на выборах в моей разноцветной тоге, чтобы просить граждан Рима голосовать за меня. Во что бы то ни стало.
– Умоляю, Гай Юлий, подумай еще раз, возьми деньги!
– Еще раз прошу тебя, Квинт Лутаций, прекрати!
Катул со всей силой швырнул на пол хрустальный кубок и вышел.
Некоторое время Цезарь сидел неподвижно и глядел, как по мозаичным плиткам пола растекается розовая лужа. Потом поднялся, прошел в кладовку за тряпкой и принялся вытирать пол. Как только Цезарь дотронулся до кубка, тот рассыпался на мелкие осколки, покрытые трещинками. Цезарь осторожно собрал осколки в тряпку, завязал узлом и выбросил в мусор.
– Я рад, что он швырнул этот кубок на пол, – сказал Цезарь матери на рассвете следующего дня, когда зашел получить ее благословение.
– О Цезарь, как же ты можешь радоваться? Я знаю этот кубок. Мне известно, сколько ты заплатил за него.
– Я покупал его, не зная, что в нем была трещина.
– Так потребуй деньги обратно.
Цезарь с досадой поморщился:
– Мама, мама, когда ты поймешь? Дело не в стоимости кубка! Он был с трещиной. А я не хочу, чтобы у меня были вещи с изъяном.
Ничего не поняв, Аврелия отступила.
– Желаю тебе успеха, сынок, дорогой, – сказала она, целуя его в лоб. – Я не приду на Форум. Буду ждать тебя здесь.
– Если я проиграю, мама, – сказал он, улыбаясь ей самой красивой из своих улыбок, – тебе придется ждать долго! Если я проиграю, я вообще не смогу прийти домой.
И он удалился, одетый в тогу жреца с алыми и пурпурными полосами. Сотни клиентов и все жители Субуры следовали за ним по улице Патрициев. А из каждого окна выглядывала женская головка, желавшая ему удачи.
Аврелия слышала, как ее сын крикнул своим доброжелательницам:
– Придет день, и удача Цезаря войдет в поговорку!
После этого Аврелия села за свой стол и начала складывать на счетах из слоновой кости бесконечные столбцы цифр, но не записала ни одного ответа. Она даже не помнила потом, как усердно трудилась.
Он отсутствовал недолго. Потом Аврелия узнала, что выборы длились всего шесть часов. И когда она услышала из приемной его торжествующий голос, то даже не могла встать с кресла. Цезарю пришлось самому искать мать.