Пора взбодрить его, заставить лучше думать о себе. Улыбнувшись, Юлия протянула руку и погладила его черные, до плеч, кудри.
– Я думаю, ты очень хорошо решаешь проблему со своей матерью, Брут. Ты стараешься не попадаться ей на глаза и не делать ничего, что раздражало бы ее. Если бы дяде Катону пришлось с ней жить, он понял бы твое положение.
– Дядя Катон с ней жил, – печально сказал Брут.
– Да, но тогда она была девочкой, – возразила Юлия, поглаживая его по голове.
Ее прикосновения вызвали у него желание поцеловать ее, но Брут сдержался, лишь коснулся тыльной стороны ее ладони, когда она перестала ласкать его волосы. Недавно ей исполнилось тринадцать лет. Хотя сквозь платье уже были различимы два замечательных маленьких острых бугорка, Брут знал, что Юлия еще не готова для поцелуев. К тому же у него было развито понятие о чести, воспитанное на чтении таких приверженцев традиций, как Катон Цензор, – и он считал неправильным вызывать в юной невесте плотское желание, которое потом осложнит их супружескую жизнь. Аврелия доверяет им и никогда не присутствует при их встречах. Поэтому Брут не мог злоупотребить этим доверием.
Конечно, было бы лучше для них обоих, если бы он все-таки поддался искушению, ибо в таком случае растущая сексуальная антипатия Юлии к нему проявилась бы намного раньше, что облегчило бы разрыв помолвки. Но поскольку он не дотронулся до нее и не поцеловал, Юлия не могла найти разумной причины пойти к отцу и умолять освободить ее от ужасного брака. Ужасного – какой бы покорной женой она ни заставляла себя быть!
Но все дело в том, что у Брута так много денег! Это было достаточно плохо в период заключения помолвки, но в сто раз хуже теперь, когда он наследовал состояние семьи своей матери. Как и все в Риме, Юлия знала историю золота Толозы. Ей было известно, на что его потратили Сервилии Цепионы. Деньги Брута будут существенной помощью ее отцу, в этом нет сомнения.
Таким образом, когда Цезарь пришел навестить их в тот день, Юлия вела себя так, словно Брут был тем женихом, которого она видела в своих мечтах.
– Ты растешь, – сказал Цезарь, чье присутствие в этом доме было таким редким событием в эти дни, что он не мог наблюдать за тем, как постепенно развивается дочь.
– Осталось пять лет, – торжественно сказала она.
– Всего?
– Да, – сказала она, вздохнув, – всего,
Он поднял ее на руки и поцеловал в макушку. Цезарь не знал, что Юлия принадлежит к тому типу девочек, которые мечтают иметь такого мужа, как их отец: мужественного, знаменитого, красивого, влиятельного.
– Какие новости? – спросил он.
– Брут приходил.
Он засмеялся:
– Это не новость, Юлия!
– Может быть, и новость, – серьезно возразила она и пересказала все, что услышала о собрании в доме Метелла Сципиона.
– Какая наглость со стороны Катона, – воскликнул он, когда она закончила рассказ, – требовать денег у двадцатилетнего мальчишки!
– Они ничего не получат благодаря его матери.
– Тебе не нравится Сервилия, да?
– Я представляю себя на месте Брута. Сервилия приводит меня в ужас.
– Почему?
Ей трудно было объяснить это отцу, который в своих суждениях всегда основывался на неоспоримых фактах.
– Это просто ощущения. Каждый раз, когда я ее вижу, я думаю о ядовитой черной змее.
Он шутливо вздрогнул:
– А ты когда-нибудь видела ядовитую черную змею, Юлия?
– Нет, только на рисунках. И Медузу. – Юлия закрыла глаза и уткнулась в его плечо. – Тебе она нравится,
На этот вопрос Цезарь мог ответить ей честно:
– Нет.
– Ну вот, и тебе тоже, – сказала его дочь.
– Ты права, – согласился Цезарь, – и мне тоже.
Естественно, Аврелия удивилась, когда Цезарь пересказал ей услышанное от Юлии.
– Сознайся, приятно думать, что даже их отвращение к тебе не может подавить амбиции Катона и Ватии Исаврийского? – спросила мать, чуть улыбаясь.
– Катон прав: если они оба будут выставляться, то разделят голоса. Пусть мне известно мало, – во всяком случае, теперь я точно знаю, что они подтасуют жребии. В этих выборах не будет выборщиков от трибы Фабия.
– А их трибы будут голосовать.
– С этим я справлюсь, если они оба выставят свои кандидатуры. Некоторые из их сторонников уступят силе моих доводов. Я постараюсь убедить их быть объективными и не голосовать ни за одного из двоих.
– О-о, умно!