Война не кончалась. Это сразу бросилось в глаза, едва Цицерон, Теренция, Туллия и двухгодовалый Марк вошли в дом. Управляющий отвел Туллию и маленького Марка в детскую. Помпония была слишком занята – она орала на Квинта, а Квинт, не уступая жене, старался перекричать ее.
– Хорошо, – рявкнул Цицерон своим самым громким голосом, каким говорил на Форуме, – что рядом храм богини Теллус! Иначе больше соседей стало бы жаловаться.
Остановило ли их это? Ничуть. Они продолжали вопить, словно не замечая гостей. Это длилось до тех пор, пока не прибыл Аттик. Его способ прекратить сражение был весьма прост. Он вышел вперед, схватил сестру за плечи и стал трясти ее так, что у нее зубы застучали.
– Уйди, Помпония! – резко приказал он. – Возьми Теренцию, отправься с ней куда-нибудь. Там, вдали от нас, можешь поделиться с ней всеми своими бедами.
– Я ее тоже трясу, – печально сказал брат Квинт, – но это не помогает. Она просто пинает меня коленкой сам знаешь куда.
– Если бы она пнула меня, я убил бы ее, – мрачно сказал Аттик.
– А если бы я ее убил, меня судили бы за убийство.
– Правда, – усмехнулся Аттик. – Бедный Квинт! Я еще раз поговорю с ней и посмотрю, что можно сделать.
Цицерон не участвовал в этом разговоре, он ретировался еще до прибытия Аттика и теперь вышел из кабинета Квинта с развернутым свитком в руках.
– Снова пишешь, брат? – спросил он, подняв голову.
– Трагедия в стиле Софокла.
– А ты делаешь успехи. Написано хорошо.
– Надеюсь, у меня уже получается лучше. В нашей семье ты монополизировал все, что касается речей и поэзии, а мне приходится выбирать из оставшегося – истории, комедии и трагедии. У меня нет времени на исторические исследования, а трагедия мне дается легче, чем комедия, если учесть, в какой атмосфере я живу.
– Я бы подумал, что ваша домашняя обстановка скорее тянет на фарс, – с серьезным видом заметил Цицерон.
– О-о, заткнись!
– Есть еще философия и естественные науки.
– Философия моя проста, а естественная наука – слишком трудна, значит остаются история, комедия и трагедия.
Аттик отошел и теперь говорил с дальнего конца атрия.
– Что это, Квинт? – спросил он, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Ты уже нашел! А я сам хотел показать тебе! – крикнул Квинт, торопясь к нему. – Теперь, когда я претор, это разрешено.
– Да, действительно, – серьезно проговорил Аттик, только глаза его смеялись.
Цицерон, сохраняя торжественное выражение лица, встал на некотором расстоянии, чтобы полностью охватить картину взглядом. Он смотрел на гигантский бюст Квинта. Изображение было настолько больше натуральной величины, что его нигде нельзя было бы выставить на публике, ибо только боги могли столь превзойти размеры реального человека. Мастер сначала сделал его из глины, потом обжег и раскрасил. Для бюста это оказалось и хорошо и плохо. Хорошо – потому что стала особенно заметна схожесть черт, краски были подобраны отлично, а плохо – потому что глина – это все-таки дешевка, которая могла разбиться на множество черепков. Никто не знал лучше, чем Цицерон и Аттик, что кошелек Квинта не выдержит мрамора или бронзы.
– Конечно, этот бюст лишь временный, – объяснил сияющий Квинт, – но пока этого достаточно, а потом я могу его использовать как форму для отливки из бронзы. У меня есть мастер, который изготавливает для меня
Он взглянул на Цицерона, который продолжал восхищенно рассматривать бюст.
– Что ты думаешь, Марк? – спросил он.
– Я думаю, – осторожно сказал Цицерон, – что впервые в своей жизни вижу половину, которой удалось стать больше целого.
Это оказалось для Аттика уже слишком. Он захохотал так, что, обессилев, сел на пол. Цицерон последовал его примеру. Бедняге Квинту оставалось лишь обидеться или составить компанию смеющимся. Недаром он был братом Цицерона – он выбрал веселье.
После этого настала пора обедать. К ним присоединились успокоившаяся Помпония с Теренцией и примирительницей Туллией, которая лучше всех умела ладить со своей теткой.
– Так когда же свадьба? – спросил Аттик.
Он не видел Туллию так давно, что удивился тому, насколько она повзрослела. Такая хорошенькая девушка! Мягкие каштановые волосы, кроткие карие глаза, очень похожа на отца и, как он, довольно остроумна. Она уже несколько лет была помолвлена с молодым Гаем Кальпурнием Пизоном Фруги. Хорошая пара – не только с точки зрения денег и влияния. Пизон Фруги был самым привлекательным членом семьи, куда более знаменитой мерзостью и жестокостью, нежели чуткостью и мягким нравом.
– Еще два года, – ответила Туллия со вздохом.
– Долго ждать, – сказал Аттик сочувственно.
– Слишком долго, – опять вздохнула Туллия.
– Ну-ну, – весело заметил Цицерон, – посмотрим, Туллия. Может быть, мы сможем немного ускорить это событие.
При этих словах все три женщины бросились в гостиную Помпонии готовиться к свадьбе.
– Ничто так не радует женщин, как свадебные хлопоты.