Женщины Цезаря

– Она влюблена, Марк, а это редкость, когда браки организуются заранее. Как я догадываюсь, Пизон Фруги чувствует то же самое. Так почему бы им не образовать семью до восемнадцатилетия Туллии? – предложил Аттик, улыбаясь. – Сколько ей сейчас? Шестнадцать?

– Почти.

– Тогда пожени их в конце этого года.

– Я согласен, – угрюмо сказал брат Квинт. – Приятно видеть их вместе. Они так хорошо ладят, что стали друзьями.

Никто не прокомментировал этого замечания, и для Цицерона представился удобный случай сменить тему. Со свадьбы разговор переключился на Катилину, что было и проще, и интереснее.

– Ты считаешь, что он действительно собирался ликвидировать долги? – с любопытством спросил он Аттика.

– Не то чтобы я верил этому, Марк, но я определенно не мог это проигнорировать, – честно ответил Аттик. – Обвинение достаточно тяжкое, чтобы напугать многих деловых людей, особенно в такой момент, когда так трудно получить кредит, а проценты подскочили. Конечно, многие будут это приветствовать, но таковые всегда останутся в меньшинстве, и они редко занимают ведущее положение в финансовых кругах. Всеобщая отмена долгов наиболее привлекательна для маленьких людей и людей с небольшим капиталом, которым не хватает оборотных средств.

– Ты хочешь сказать, что первый класс отвернулся от Катилины и Луция Кассия из осторожности, – сказал Цицерон.

– Именно.

– Тогда Цезарь был прав, – вставил Квинт. – Ты фактически обвинил Катилину в сенате без серьезных доказательств. Другими словами, ты пустил слух.

– Нет, это не так! Не так! – крикнул Цицерон, стукнув локтем по валику. – Я не поступил бы столь безответственно! Почему ты так глуп, Квинт? Те двое планировали свергнуть хорошее правительство либо в качестве консулов, либо устроив революцию! Как правильно сказала Теренция, люди не планируют всеобщую отмену долгов, если они не заигрывают с представителями низших классов. Это типичная схема для тех, кто хочет установить диктатуру.

– Сулла был диктатором, но он не аннулировал долгов, – упрямо сказал Квинт.

– Нет, он лишь умертвил две тысячи всадников! – воскликнул Аттик. – Конфискация их имений пополнила казну, множество новичков разжирели на проскрипциях. И прочие экономические меры стали необязательными.

– Тебя он не проскрибировал, – ощетинился Квинт.

– Да уж! Сулла был жесток, но он не дурак.

– Хочешь сказать, я дурак?

– Да, Квинт, ты дурак, – подтвердил Цицерон, избавив Аттика от необходимости искать тактичный ответ. – Почему ты всегда такой агрессивный? Неудивительно, что вы с Помпонией не можете поладить: вы похожи как две горошины!

– Грр! – прорычал Квинт, затихая.

– Да, Марк, определенный вред причинен, – сказал Аттик миролюбиво, – и есть шанс, что ты был прав, поступив так до выборов. Я думаю, что твой источник информации ненадежен, поскольку немного знаком с этой дамой. Но с другой стороны, готов поспорить, что ее экономические познания уместятся на головке булавки. Выдернуть из воздуха фразу вроде всеобщего аннулирования долгов? Невозможно! Нет, я считаю, что ты имел основания так поступить.

– Что бы ни случилось, – воскликнул Цицерон, вдруг осознав, что обоим его собеседникам слишком многое известно о Фульвии Нобилиор, – никогда никому не упоминайте ее имени. Даже не намекайте, что у меня есть шпион в лагере Катилины! Я хочу и дальше использовать ее.

Даже Квинт увидел смысл в этой просьбе, и все согласились не заговаривать о Фульвии Нобилиор. Аттик, человек здравомыслящий, вообще считал необходимым постоянно следить за тем, что делается вокруг Катилины.

– Может статься, что сам Катилина и не имеет к этому отношения, – сказал наконец Аттик, – но определенно его окружение заслуживает нашего внимания. Со времен Италийской войны Этрурия и Самний находятся в постоянном волнении, и падение Гая Мария только обострило ситуацию. Не говоря уже о мерах Суллы.

В секстилии Квинт Цицерон проводил женщин обоих семейств вместе с их отпрысками на побережье, а Марк Цицерон остался в Риме следить за развитием ситуации. Семейство Курия не имело средств для отдыха в Кумах или Мизене, так что Фульвия Нобилиор вынуждена была переносить летнюю жару в Риме. Для Цицерона это тоже оказалось тяжело, но ради важной цели стоило пострадать.

Миновали сентябрьские календы. По традиции первого сентября следовало созвать заседание сената, что и было сделано. После этого большинство сенаторов возвратились к морю, поскольку календарь настолько обогнал сезоны, что самая жаркая пора была еще впереди. Цезарь оставался в городе. Остались и Нигидий Фигул, и Варрон – по одной и той же причине. Новый великий понтифик объявил о находке «Каменных анналов» и «Хроник царей». После созыва коллегии жрецов в последний день секстилия, чтобы информировать их и дать им возможность осмотреть таблицы и манускрипт, он выступил на собрании сената первого сентября, где показал отцам-сенаторам свои находки. Большинство зевали (в том числе и некоторые жрецы), но Цицерон, Варрон и Нигидий Фигул посчитали это интересным и провели первую половину сентября, знакомясь с древними документами.