Женщины Цезаря

– А мой сообщает, что у меня никогда не будет денег, – сказал Красс.

– Хорошее предсказание делает женщин счастливыми, – заметил Филипп.

– Кто пойдет со мной регистрировать рождение у Юноны Люцины? – спросил сияющий Октавий.

– Кто же, как не дядя Цезарь, великий понтифик? – обнял Цезарь Октавия за плечи. – И я требую, чтобы после этого мне показали моего новорожденного племянника.

Восемнадцать дней октября прошли без важной информации из Этрурии и Апулии. Не было ничего и от Фульвии Нобилиор. Иногда приходили письма от агентов Цицерона и Аттика, но они оставляли мало надежды на появление неопровержимых доказательств зреющего мятежа, хотя в каждом из этих посланий утверждалось, что что-то определенно происходит. Главная беда, казалось, заключалась в том факте, что не было реального ядра заговора. Только небольшое шевеление в одной деревне, потом в другой, в каком-нибудь заброшенном поместье центуриона или в таверне ветерана Суллы. Но как только появлялось незнакомое лицо, все начинали беспечно прохаживаться взад-вперед, посвистывая с невинным видом. В самих Фезулах, Арреции, Волатеррах, Эсернии, Ларине и других городских поселениях Этрурии и Апулии ничего не было замечено, кроме экономической депрессии и мучительной бедности. Везде дома и земельные участки выставлены на продажу, чтобы выплатить долги, но никаких признаков присутствия их прежних хозяев.

И Цицерон устал, устал, устал. Он знал, что все происходит прямо у него под носом, но не мог доказать этого. И начинал верить, что никогда не докажет – до того самого дня, когда эта революция наконец грянет. Теренция тоже пришла в отчаяние. Удивительно, но такое состояние делало жизнь с ней намного проще. Его плотские желания никогда не были сильны, но в эти дни Цицерон старался пораньше закончить дела, чтобы искать утешения со своей женой. Это озадачивало его, он считал это даже неприличным.

Они оба уже крепко спали, когда Тирон вошел и разбудил их. Это произошло вскоре после полуночи, в тот самый восемнадцатый день октября.

– Domine, domine! – прошептал любимый раб с порога. Его привлекательное лицо в отсвете лампы превращалось в лик обитателя подземного мира. – Domine, к тебе посетители!

– Который час? – спросил Цицерон, свешивая ноги с кровати.

Теренция пошевелилась и открыла глаза.

– Очень поздно, domine, – ответил раб.

– Посетители, ты сказал?

– Да, domine.

Теренция с трудом уселась на кровати, но не пыталась одеться. Она хорошо знала: что бы ни случилось, ее это не касается, она – женщина! Но снова заснуть она не могла. Ей придется ждать, пока Цицерон не вернется и не сообщит ей, в чем дело.

– Кто, Тирон? – спросил Цицерон, просовывая голову в ворот туники.

– Марк Лициний Красс и еще два знатных человека, господин.

– О боги!

Не было времени на омовение, на поиски обуви. Цицерон поспешил в атрий дома, внезапно почувствовав, что атрий этот слишком мал и слишком непритязателен для человека, который по завершении этого года будет зваться консуляром.

Конечно, это был Красс в сопровождении Марка Клавдия Марцелла и Метелла Сципиона – вот их только и не хватало! Управляющий зажигал лампы, Тирон принес писчую бумагу, перья и восковые таблички – на всякий случай. Шум, донесшийся из помещений для слуг, означал, что вино и закуски скоро появятся.

– Что случилось? – спросил Цицерон, отбросив церемонии.

– Ты был прав, друг мой, – сказал Красс и протянул Цицерону обе руки. В правой был лист бумаги, в левой он держал несколько еще запечатанных писем. – Прочти это, и ты узнаешь, что случилось.

Письмо оказалось очень коротким. Оно было написано грамотно и адресовано Крассу.

Я – патриот, который по несчастью оказался вовлеченным в восстание. То, что я послал эти письма тебе, а не Марку Цицерону, объясняется твоим положением в Риме. Никто не поверил Марку Цицерону. Я надеюсь, что все поверят тебе. Другие письма – это копии. Я не мог прислать оригиналы. Также я не смею назвать тебе имена. На Рим движется пожар революции. Уезжай из Рима, Марк Красс, и возьми с собой всех, кто не хочет, чтобы вместе с тобой убили и их.

Хотя Цицерон и не мог сравниться с Цезарем в скорости чтения, но все-таки он не намного отставал от знаменитого великого понтифика. Затратив на чтение записки гораздо меньше времени, чем потребовалось Крассу, Цицерон поднял голову:

– Юпитер! Марк Красс! Как это к тебе попало?

Красс тяжело опустился в кресло. Метелл Сципион и Марцелл вместе сели на ложе. Когда слуга предложил Крассу вина, тот отмахнулся.