Женщины Цезаря

Метелл Сципион облизнул губы и наконец заговорил.

– Кто написал письмо Марку Крассу, Цицерон? – спросил он.

– Думаю, Квинт Курий.

– Курий? Тот самый Курий, которого выгнали из сената?

– Тот самый.

– Тогда можем ли мы попросить его дать показания? – спросил Марцелл.

Красс покачал головой:

– Нет, мы не смеем. Они просто убьют его, и мы останемся там, где мы сейчас, разве что лишимся нашего информатора.

– Мы можем поместить его в камеру и будем его охранять, – предложил Метелл Сципион.

– Ты предлагаешь тем самым закрыть ему рот? – спросил Цицерон. – Взять под охрану – это значит закрыть ему рот. Самое важное – сделать так, чтобы Катилина выдал себя.

На это Метелл сказал, хмурясь:

– А что, если главарь не Катилина?

– Вот именно, – сказал Метелл Сципион.

– Что я должен сделать, чтобы вы поняли наконец, что единственный, кто может быть вожаком, – это Катилина? – крикнул Цицерон и так хватил по своему драгоценному столу, что подставка из золота и слоновой кости задрожала. – Это Катилина! Это Катилина!

– Доказательства, Марк, – настаивал Красс, – тебе нужны доказательства.

– Так или иначе, у меня будут доказательства, – заверил Цицерон, – а тем временем мятеж в Этрурии нужно подавить. Я созову сенат завтра в четвертом часу.

– Хорошо, – сказал Красс, вставая. – Тогда я пойду домой и посплю.

– А ты что думаешь, Марк Красс? – спросил Цицерон, направляясь к двери. – Ты веришь, что за все в ответе Катилина?

– Очень может быть, но не обязательно, – был ответ.

– Ну не типично ли это? – воскликнула Теренция чуть погодя, сидя на кровати. – Он не хочет компрометировать себя перед Юпитером Всеблагим Всесильным.

– И многие в сенате не захотят, уверяю тебя, – вздохнул Цицерон. – Однако, моя дорогая, думаю, пора тебе разыскать Фульвию. Уже много дней мы ничего от нее не слышали. – Он лег. – Погаси лампу, я попытаюсь уснуть.

Цицерон не думал, что сенат усомнится в том, что Катилина может тайно руководить назревающим вооруженным восстанием. Он ожидал скептицизма, но не явной оппозиции, когда же он прочел полученные письма, реакция была откровенно враждебной. Цицерон думал, что упоминание о Крассе заставит сенат издать senatus consultum de re publica defendenda – декрет о военном положении, но сенаторы не согласились со старшим консулом.

– Ты не должен был распечатывать письма до этого заседания, – резко сказал Катон. Его выбрали плебейским трибуном на следующий год, поэтому он имел право говорить.

– Но я распечатал их при безупречных свидетелях.

– Все равно, – сказал Катул. – Ты узурпировал прерогативу сената.

Все это время Катилина просто сидел. На его лице и в глазах поочередно отражались возмущение, спокойствие, невинность, недоумение, неверие.

Не в силах больше терпеть, Цицерон повернулся к нему.

– Луций Сергий Катилина, ты признаешь, что ты – главный зачинщик этих событий? – спросил он звенящим голосом.

– Нет, Марк Туллий Цицерон, не признаю.

– Есть ли кто-нибудь здесь, кто поддержит меня? – спросил старший консул, переводя взгляд с Красса на Цезаря, с Катула на Катона.

– Я предлагаю, – проговорил Красс после долгого молчания, – чтобы сенат попросил старшего консула всесторонне расследовать это дело. Если бы Этрурия восстала, это никого не удивило бы, Марк Туллий. Но когда даже твой коллега-консул уверяет, что все это розыгрыш, а потом объявляет, что он завтра возвращается на виллу в Кумы, – как ты можешь ожидать, что все мы впадем в панику?

И на этом закончили. Цицерон должен найти еще доказательства.

– Это Квинт Курий принес письма Марку Крассу, – сказала Фульвия Нобилиор на следующее утро, – но он не будет давать показания. Он очень боится.

– Ты с ним говорила?

– Да.

– Ты можешь назвать мне еще какие-нибудь имена, Фульвия?

– Я могу назвать тебе имена только друзей Курия.

– Кто они?

– Луций Кассий, как ты знаешь, Гай Корнелий и Луций Варгунтей, которых выгнали из сената вместе с моим Курием.

Ее слова вдруг связались с фактом, похороненным где-то в подсознании Цицерона.

– Претор Лентул Сура – тоже его друг? – спросил он, вспомнив, как этот человек оскорблял его на выборах.

Да, Лентул Сура был одним из семидесяти с лишним сенаторов, изгнанных цензорами Попликолой и Клодианом! Даже несмотря на то, что он был консулом.

Но Фульвия ничего не знала о Лентуле Суре.

– Хотя иногда я вижу младшего Цетега – Гай Цетег, кажется? – с Луцием Кассием, – сказала она. – И еще Луция Статилия и Габиния по прозвищу Капитон, «большеголовый». Они не близкие друзья, учти, так что трудно сказать, принимают ли они участие в заговоре.

– А что слышно о восстании в Этрурии?

– Я только знаю, что Квинт Курий сказал – оно будет.