Женщины Цезаря

– Мы засиделись у меня за обедом, – сказал он, – и, боюсь, я немножко увлекся. Марк Марцелл и Квинт Сципион задумали увеличить состояние своих семей, но не хотели создавать прецедент в сенате, поэтому пришли ко мне за советом.

– Да, это так, – устало подтвердил Марцелл. Он не доверял Цицерону, считая, что тот может разболтать о деловых предприятиях, не одобряемых сенатом.

Но Цицерон сейчас меньше всего думал о тонкой грани между законной и незаконной деятельностью сенаторов, поэтому он нетерпеливо сказал:

– Да, да!

И Крассу:

– Продолжай!

– Час назад кто-то постучал в дверь, но, когда мой управляющий пошел открывать, на пороге никого не оказалось. Сначала он не заметил посланий, лежавших на ступени. Но шорох, вызванный падением пачки писем, привлек его внимание. Письмо, которое я распечатал, было адресовано лично мне, как ты можешь убедиться, хотя я заглянул туда скорее из любопытства, чем от дурного предчувствия. Кому потребовалось доставлять почту таким образом и в такой час? – мрачно спросил Красс. – Когда я прочитал письмо и показал его Марку и Квинту, мы решили, что лучше всего немедленно отнести все это тебе. Ведь это ты заварил кашу.

Цицерон взял пять нераспечатанных писем и сел, облокотившись на стол из тетраклиниса стоимостью полмиллиона сестерциев, совершенно не думая о том, что, если на столешнице появятся царапины, цена его упадет. Одно за другим он поднес письма к свету, рассматривая дешевые восковые печати.

– Печать с изображением волка на обычном красном воске, – вздохнув, сказал он. – Такие можно купить в любом магазине.

Он взял верхнее письмо из пачки и, подсунув пальцы под край бумаги, под пристальными взглядами присутствующих сломал круглую печать пополам.

– Я прочту его вслух, – сказал он, разворачивая единственный лист. – Оно не подписано, но адресовано Гаю Манлию.

И он стал читать, с трудом разбирая каракули.

Ты начнешь восстание за пять дней до ноябрьских календ, соберешь войско и войдешь в Фезулы. Город целиком перейдет на твою сторону, в этом ты нас уверял. Мы тебе верим. Сразу захвати арсенал. На рассвете этого же дня четверо твоих коллег тоже выступят: Публий Фурий – на Волатерры, Минуций – на Арреций, Публиций – на Сатурнию, Авл Фульвий – на Клузий. К заходу солнца все эти города будут в ваших руках, и наша армия значительно увеличится. Захватив арсеналы, она лучше вооружится.

За четыре дня до календ мы, в Риме, нанесем свой удар. Армия здесь не обязательна. Куда лучше нам поможет хитрость. Мы убьем обоих консулов и всех восьмерых преторов. Что станет с вновь избранными консулами и преторами, будет зависеть от их здравого смысла. Но торговые и финансовые воротилы должны будут определенно умереть: Марк Красс, Сервилий Цепион Брут, Тит Аттик. Их состояния пойдут на финансирование нашего предприятия.

Мы предпочли бы набраться побольше сил и завербовать побольше солдат, но мы не можем позволить себе ждать, пока Помпей Магн подойдет совсем близко и выступит против нас, прежде чем мы будем готовы его встретить. Его очередь придет, но сначала – главное. Да пребудут с вами боги.

Цицерон положил письмо и в ужасе уставился на Красса.

– Юпитер, Марк Красс! – воскликнул он. – Это же через девять дней!

У двоих молодых людей лица были серые в мерцающем свете свечей. Они переводили взгляды с Цицерона на Красса и обратно. Их рассудок отказывался что-либо понимать, кроме одного слова – «убить».

– Распечатай другие письма, – сказал Красс.

Но другие письма оказались почти такого же содержания. Они были адресованы каждому из лиц, перечисленных в письме Гаю Манлию.

– Он умный, – сказал Цицерон, качая головой. – Ни слова от первого лица, чтобы я мог указать на Катилину, и ни слова о том, кто в Риме участвует во всем этом. Все, что я имею, – это имена его прихвостней в Этрурии, а поскольку они и так известны, это мало что нам дает. Умно!