– Если ты так возражаешь против закона, Марк Бибул, – крикнул Цезарь на первом
– Я против, потому что это твой закон, Цезарь! Только поэтому! Все, что ты делаешь, – проклято, все, что исходит от тебя, – нечестиво!
– Ты говоришь загадками, Марк Бибул! Конкретнее, отбрось эмоции. Скажи нам, почему ты отвергаешь столь необходимый закон! Пожалуйста, растолкуй: в чем заключается твоя критика?
– У меня нет замечаний, но все равно я против!
На Форуме присутствовали несколько тысяч, но воцарилась почти полная тишина. В толпе мелькали новые лица. Там были не только всадники и молодые люди из «Клуба Клодия» или завсегдатаи Форума. Помпей привел в Рим своих ветеранов, готовых как к голосованию, так и к драке, – никто не знал, чем все закончится. Это были специально отобранные люди, по равному числу от тридцати одной сельской трибы, и поэтому очень ценные для голосования. Но и в драке они весьма пригодятся.
Цезарь повернулся к Бибулу и простер к нему руки, взывая:
– Марк Бибул, почему ты отвергаешь очень хороший и очень нужный закон? Неужели ты не найдешь в себе сил помочь народу, вместо того чтобы мешать ему? Неужели, глядя на эти лица, ты не видишь, что народ не отвергнет моего законопроекта? Этот закон нужен всему Риму! А ты собираешься наказать Рим только потому, что тебе не нравлюсь я? Ты караешь весь Рим из-за одного-единственного человека по имени Гай Юлий Цезарь? Разве это достойно консула? Разве это достойно Кальпурния Бибула?
– Да, это достойно Кальпурния Бибула! – выкрикнул с ростры младший консул. – Я – авгур, я вижу зло, когда смотрю на него! Ты – зло, и все, что ты делаешь, – зло! Ничего хорошего нельзя ждать от любого твоего закона! По этой причине я объявляю, что каждый комициальный день до конца этого года объявляется
Он приподнялся на цыпочки, вытянув вдоль тела руки, сжатые в кулаки. Массивные складки тоги, которые он держал на согнутой левой руке, стали распускаться.
– Я делаю это, так как знаю, что прав, прибегая к религиозному запрету! Ибо говорю тебе сейчас, Гай Юлий Цезарь: мне безразлично, что каждая душа во всей Италии, пребывающая во мраке невежества, хочет этого закона! Пока я консул, они его не получат!
Ненависть была настолько ощутимой, что присутствующие – из тех, кто не принадлежал к политической партии того или другого консула, – вздрогнули и украдкой просунули большой палец руки между средним и безымянным, а указательный и мизинец вытянули, как два рога, – знак, ограждающий от сглаза.
– Тритесь об него, как собаки! – кричал Бибул толпе. – Целуйте его, предлагайте ему себя! Если уж вы так хотите этого закона, тогда давайте приступайте! Но пока я консул, вы никогда не получите его! Никогда, никогда, никогда!
Что тут началось! Шиканье, насмешки, крики, проклятия, свист. И это было так громогласно и ужасно, что Бибул перекинул тогу через левую руку, повернулся и спустился с ростры. Но ушел он не очень далеко – только чтобы быть в безопасности. Он и его ликторы встали на ступени курии Гостилия и стали слушать.
И как по волшебству, ругань превратилась в приветственные крики, которые были слышны даже на овощном рынке. Это Цезарь вывел на передний край ростры Помпея.
Великий Человек был в гневе. Гнев помог ему подобрать нужные слова и дал силу произнести их. То, что он сказал, не понравилось ни Бибулу, ни Катону, стоявшему рядом с ним.
– Гней Помпей Магн, окажешь ли ты мне поддержку против оппонентов этого закона? – громко крикнул Цезарь.
– Пусть только кто-нибудь посмеет обнажить меч против твоего закона, Гай Юлий Цезарь, и я подставлю свой щит! – так же громко ответил Помпей.
Затем на ростре появился Красс.
– Я, Марк Лициний Красс, заявляю, что это лучший закон из всех, что когда-либо принимался Римом! – гаркнул он. – Тем из вас, кто беспокоится о своей собственности, даю слово: ни один человек не лишится этой собственности! Напротив, все заинтересованные лица могут ожидать прибыли!
Потрясенный Катон повернулся к Бибулу.
– О боги, Марк Бибул, ты видишь то же, что вижу и я? – еле выговорил он.
– Эта тройка – вместе!
– Закон о земле – это вообще не Цезарь! Это Помпей! Мы не на того нападали!