Никто не шелохнулся. Все молчали. Лица собравшихся были спокойны.
Цезарь отступил вглубь ростры и милостиво склонил голову в сторону Бибула.
Тот заговорил:
– Клянусь перед Юпитером Всеблагим Всесильным, Юпитером Феретрием, богом солнца Индигетом, богиней земли Теллус и Янусом Запирающим в том, что я, Марк Кальпурний Бибул, выполнял обязанности младшего консула, удалившись в мой дом, как предписано в Книгах Сивилл, и наблюдал за небесами. Я клянусь, что мой коллега по консульству Гай Юлий Цезарь –
– Вето! Вето! – завопил Клодий. – Это не клятва!
– Тогда я буду говорить без клятвы! – крикнул Бибул.
– Я налагаю вето на твою речь, Марк Кальпурний Бибул! – громко провозгласил Клодий. – Я лишаю тебя возможности оправдать целый год полного бездействия! Отправляйся домой, Марк Кальпурний Бибул, следи за небесами! Солнце как раз закатилось для худшего консула в истории Республики! И благодари свои звезды, что я не вношу закон о вычеркивании твоего имени из фасций и не заменяю его консульством Юлия и Цезаря!
Жалкий, унылый, сердитый, зачахший, Бибул повернулся и заковылял прочь, не дожидаясь попутчиков. Около Государственного дома Цезарь щедро заплатил своим ликторам, поблагодарил их за год преданной службы, а потом спросил Фабия, согласен ли он и другие сопровождать его в Италийскую Галлию, где он будет проконсулом. Фабий принял предложение от лица всех.
Помпей и Красс оказались рядом, следуя за высокой фигурой Цезаря, исчезающей в туманных сумерках.
– Ну, Марк, когда мы с тобой были консулами, у нас получилось лучше, чем у Цезаря с Бибулом, хотя мы и не нравились друг другу, – сказал Помпей.
– Ему не везло каждый раз, когда Бибул становился его коллегой на всех старших должностях. Ты прав, мы действительно лучше работали в упряжке, несмотря на наши разногласия. По крайней мере, мы закончили наш год по-дружески. Никто из нас не изменился. Но Цезарь за этот год стал другим. Менее терпимым, более жестоким. Он сделался холоднее, и мне это не нравится.
– Кто может его винить в этом? Ведь его хотели просто разорвать на куски. – Некоторое время Помпей шел молча, потом опять заговорил: – Ты понял его речь, Красс?
– Думаю, понял. Во всяком случае, то, что лежит на поверхности. А ее скрытый смысл – кто знает? Каждое его слово имеет много значений.
– Признаюсь, я ничего не понял. Его речь звучала мрачно. Словно он предупреждал нас. И что он имел в виду, когда сказал, что «покажет миру»?
Красс повернул голову и вдруг широко улыбнулся:
– У меня такое странное чувство, Магн, что однажды ты это узнаешь.
В мартовские иды женщины Государственного дома устроили званый обед. Шесть весталок, Аврелия, Сервилия, Кальпурния и Юлия собрались в столовой, надеясь приятно провести время.
Как хозяйка дома (Кальпурния и не мечтала взять на себя эту роль), Аврелия подала всевозможные деликатесы, включая сласти для детей, липкие от меда и начиненные орехами. После обеда Квинтилию, Юнию и Корнелию Мерулу отослали в перистиль играть, а взрослые женщины удобно расположились в креслах. Теперь никто из детей не мог их подслушать.
– Цезарь уже более двух месяцев на Марсовом поле, – сказала Фабия, выглядевшая усталой от забот.
– Как держится Теренция? – осведомилась Сервилия. – Уже прошло несколько дней с тех пор, как Цицерон сбежал.
– Хорошо. Она, как всегда, разумна. Хотя думаю, что она скрывает свои истинные чувства.
– Цицерону не следовало уезжать, – сказала Юлия. – Я знаю, Клодий провел общий закон, запрещающий казнить римских граждан без суда, но мой ле… То есть Магн утверждает, что Цицерон допустил ошибку, добровольно уехав в ссылку. Он думает, что, если бы Цицерон остался, Клодий не осмелился бы принять специальный закон, назвав имя Цицерона. Но сделать это в отсутствие Цицерона оказалось совсем просто. Магну не удалось отговорить Клодия.
Аврелия слушала скептически, но ничего не сказала. Мнение Юлии о Помпее и ее собственное отличались слишком сильно, чтобы высказывать его вслух перед одурманенной любовью молодой женщиной.
– Подумать только, ограбить и поджечь его красивый дом! – сказала Аррунция.
– Клодий проделал это с помощью своих сообщников, которые бегают за ним, – сказала Попиллия. – Он такой… такой сумасшедший!
Заговорила Сервилия:
– Я слышала, Клодий собирается воздвигнуть храм на том месте, где стоял дом Цицерона.
– И обязательно с Клодием – верховным жрецом! Тьфу! – плюнула Фабия.
– Ссылка Цицерона не может быть вечной, – уверенно произнесла Юлия. – Магн уже предпринимает определенные шаги, чтобы его простили.
Подавив вздох, Сервилия встретилась взглядом с Аврелией. Они поняли друг друга, но никто из них не поступил опрометчиво, позволив себе улыбнуться.
– А почему Цезарь до сих пор на Марсовом поле? – спросила Попиллия, сдвинув немного со лба тиару из шерсти и продемонстрировав красноватый след на нежной коже.
– Он пробудет там еще некоторое время, – ответила Аврелия. – Он должен быть уверен, что его законы останутся на таблицах.