Женское нестроение

Всякая деспотическая школа заключаетъ въ себ уже то самоубійственное начало, что она — школа: лабораторія политической тенденціи. Истинно-спокойно и безопасно для себя деспотизмъ можетъ управлять только совершенно безразличнымъ политическимъ человческимъ стадомъ. Пресловутый девизъ николаевской цензуры, что правительства нельзя ни порицать, ни одобрять, для насъ звучитъ дикимъ абсурдомъ, но, съ самодержавной точки зрнія, онъ — очень дльный, логически правильный и практичный девизъ. Обращая институтокъ въ фанатичекъ самодержавія и православія, Марія едоровна и ея послдователи, опять-таки, безсознательно нарушали этотъ девизъ: он привили русской двушк нчто, — до институтовъ, ей совершенно чуждое, — опредленныя политическія убжденія и, главное, потребность въ политическихъ убжденіяхъ, привычку и жажду имть ихъ. Разумется, политическія убжденія институтокъ были въ пользу самодержавнаго режима, но, во-первыхъ, гд убжденія, тамъ и критика, а, во-вторыхъ, гд убжденія, тамъ и позывъ дйствовать. Столкновеніе съ наглядностями крпостной Россіи обостряло критическій процессъ въ сотняхъ молодыхъ, отзывчивыхъ на добро и правду, сострадательныхъ душъ, и ложные кумиры падали, a истинные боги приходили. Мы видли Герценову каррикатуру патріотической институтки, но — нсколькими страницами ниже тотъ же Герценъ съ любовью и восторгомъ говоритъ о другой институтк изъ Смольнаго монастыря, потому что этой умной и энергичной особ онъ обязанъ свободолюбивымъ воспитаніемъ своей жены — этой прелестной Натальи Александровны, чей поэтическій образъ навсегда останется въ русской литератур такимъ же грустно благоуханнымъ цвткомъ, какъ въ нмецкой — двушка Гейне. Безцеремонное въ насиліяхъ надъ личностью человка, царствованіе Николая I вело къ монархическимъ разочароваиіямъ тысячи матерей, женъ, сестеръ, дочерей, невстъ, оскорбленныхъ и обездоленныхъ государственнымъ Молохомъ. Одна изъ любопытнйшихъ вспышекъ тайной женской оппозиціи, инстинктивнаго отвращенія къ правительсгву, — стихотвореніе «Насильный бракъ», совершенно неожиданно, почти непроизвольно сорвавшееся изъ-подъ патріотическаго пера графини Е. Ф. Растопчиной и больно уязвившее Николая, какъ прозрачный и обидный памфлетъ на его политику въ Польш. Въ «Людяхъ сороковыхъ годовъ» Писемскій, въ лиц Мари, очень просто и правдоподобно уясняетъ намъ превращеніе институтки-монархистки въ передовую женщину пятидесятыхъ и шестидесятыхъ годовъ. Передовыя писательницы эпохи — Хвощинская, Жадовская, Марко Вовчекъ — бывшія институтки. Страшный севастопольскій разгромъ самодержавія ускорилъ и обострилъ процессъ разочарованія. Его можно считать эрою, когда слово «институтка» принимаетъ обидное значеніе существа, безнадежно отравленнаго искусственно привитою патріотическою слпотою, сословнымъ чванствомъ, идеалистическимъ сантиментализмомъ — всми нравственными тормозами изъ педагогическаго арсенала старинной реакціи. Но, собственно-то говоря, Герценовы монстры были уже далеко не правиломъ, a скоре исключеніемъ, и репутація институтскаго цлаго терпла за часть. Институтки, въ род гувернантки Натальи Александровны, и развитыя ими ученицы звали и вели свой вкъ къ совсмъ другому берегу. Именно десятилтіе пятидесятыхъ годовъ показало, что, потерявъ одну половину своего воспитанія: дутый политическій идеалъ, русская двушка развила въ себ другую, драгоцнную половину: политическій характеръ, — способность, потребность и готовность къ общественной работ, огромную статическую энергію будущей политической дятельности. Если мы обратимся къ изящной литератур того времени, — то любимая, общая, истинно злободневная и глубоко волнующая общество, схема ихъ почти неизмнно одна и та же y всхъ корифеевъ эпохи: y Typгенева, y Гончарова, y Писемскаго. Двушка, сильная характеромъ, но слабая знаніемъ, ищетъ выхода изъ эгоистическаго сытаго прозябанія въ самоотверженную дятельность на благо общее и проситъ помощи y краснорчиваго мужчины. богато одареннаго талантами и знаніемъ, но слабаго характеромъ и безъ настоящаго аппетита къ политическому труду. Это — Ольга и Обломовъ въ «Обломов«, это — Шаликовъ и Вра въ «Богатомъ жених«, это — Настенька и Калиновичъ въ «Тысяч душъ», это — Саша и баринъ въ «Саш«Некрасова. это — знаменитыя «тургеневскія женщины» и тургеневскіе же «лишніе люди». Отрицательно покаянное отношеніе къ мужскимъ характерамъ образованнаго барства, начатое Пушкинымъ, продолженное Лермонтовымъ, достигло своего апогея y реалистовъ пятидесятыхъ годовъ и, въ особенности, y Писемскаго, пропитавшаго свой стихійный талантъ глубочайшимъ благоговніемъ къ современнымъ ему новымъ женщинамъ и ядовитишимъ презрніемъ къ мужчинамъ. Жалть «лишнихъ людей» началъ лишь Тургеневъ, но вывести ихъ изъ этого плачевнаго званія, все-таки, не могъ. Чтобы соединять энергическихъ русскихъ двушекъ любовными узами съ достойными ихъ людьми, русскимъ реалистамъ приходилось прибгать къ пріемамъ совсмъ не реалистическимъ: выписывать изъ Болгаріи фантастическихъ заговорщиковъ (Елена и Инсаровъ въ «Наканун«), или выдумывать какихъ-то сверхъ естественно-дловитыхъ нмцевъ (Ольга и Штольцъ въ «Обломов«).