Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека

Даже боги не в состоянии воспрепятствовать любви: как ни старалась Венера помешать любви Амура и Психеи (пошла молва среди людей, что девушка эта превзошла красотой самоё богиню), к каким только ухищрениям и козням она с этой целью ни прибегала, любовь оказалась сильнее ее (сильнее богини любви!), как об этом свидетельствует бессмертный автор «Золотого осла». И это несмотря на то, что Психея из-за своего извечного женского любопытства (впрочем, на сей раз вполне оправданного) сама подала повод для Венериных козней. Художник Б. Дехтерев иллюстрирует как раз тот момент, когда Психея, нарушив прямой запрет Амура, отважилась лицезреть его (она не должна была его видеть – бога), – в то время, когда он был объят сном. (илл. 54) Этот момент изображен и скульптором Бароцци в мраморной группе (середина прошлого века), установленной на площадке Халтуринской лестницы в Эрмитаже (илл. 55). И Дехтерев живописными средствами и Бароцци – средствами ваяния изобразили Психею наклонившейся со светильником в руках над спящим богом, и разглядывающую его; она ни разу еще не видела своего супруга. Горячая капля масла, неосторожно уроненная ею и больно его обжегшая, выдала ее. Амур немедленно улетел, попеняв ей, а Венера в виде наказания за ослушание божественной воли обрушила на нее все искусы, из которых она, не без помощи Амура, неизменно выходила победительницей.

Генрих Гейне посвятил этому сюжету стихотворение (приводим в переводе А. В. Кочеткова):

Психея

В пальчиках – светильник малый,

В сердце – пламенник большой, —
Пробирается Психея
К другу спящему в покой.

В жар и в дрожь ее бросает, —

Всех живых прекрасней он.
Бог любви, разоблаченный,
Убегает, пробужден.

Восемнадцати столетий

Казнь бедняжке суждена.
Грех великий: обнаженным
Бога видела она!

(Гейне Г.

Избр. произведения: В 2 т. М.: ГИХЛ, 1956. Т. 1. С. 228.)

Впрочем, сила любви Психеи к Амуру тронула сердце Юпитера и он даровал Психее бессмертие и навсегда соединил ее с Амуром.

Вообще тема Амура и Психеи вдохновила многих и многих поэтов, живописцев, скульпторов, вероятно и композиторов. И в этом нет ничего удивительного. Ведь древняя сказка о необыкновенной любви Амура и Психеи и выпавших на их долю испытаниях составляет, по единодушному мнению, жемчужину знаменитого романа Апулея, которым зачитывался, по его собственному признанию, лицеист Пушкин и которым «столько столетий подряд восхищается поколение за поколением», – как хорошо об этом пишет автор вступительной статьи к роману (Маркиш С. Апулей // Апулей. Золотой осел: Метаморфозы в одиннадцати книгах. [M.]: ГИХЛ, 1956. С. 18). Этой же теме посвящена и прелестная скульптура 1800 г. Ка-новы, хранящаяся в Эрмитаже. Безмятежное и безоблачное счастье ушедшей в себя влюбленной пары, проникает глубоко и в нашу душу и вселяет в нее светлую умиротворенность. Это в высшей степени интимное чувство умиротворенности, столь же величавое, сколь и непритязательное, довольствующееся жизнью как жизнью, усматривающее в ней, как таковой, единственный источник красоты и смысла, исполненное спокойной радости бытия, составляет настоящий секрет женских образов, созданных древними греками и римлянами и воспроизведенных великими мастерами эпохи Возрождения и всех последующих эпох. И когда смотришь на Амура и Психею Кановы (илл. 56), невольно проникаешься мыслью о том, а существует ли на самом деле иной смысл в жизни, кроме любви, до такой степени поглощены своим чувством эти герои античности. Нет никаких сомнений в том, что смысл в жизни человека один-единственный – и это полная и свободная реализация его творчески-преобразовательной и нравственно-революционной сущности в добре. И в этом великом историческом деле любовь занимает весьма и весьма почетное место, пронизывая высоким лирическим очарованием всю жизнь человека на Земле и всю его деятельность по творчеству добра.

Человек любит, и он весь во власти этой своей любви, весь в любимом существе. Он ищет одиночества, если он не может быть с ней, – с тем, чтобы думать о ней и только о ней и, стало быть, все же оставаться хотя и мысленно наедине с любимой. Если бы он мог весь раствориться в своей возлюбленной, он почел бы это за великое для себя счастье. От нее исходит для него какой-то особенный и насыщенный лиризмом аромат, который обволакивает его всего, распространяется на всю Вселенную и заставляет забыть обо всем на свете, кроме ее очей. И этот тончайший аромат сообщает всей жизни не передаваемую ни на каком языке прелесть. Он весь окружен этой романтической атмосферой любви своей, и выйти из нее значило бы для него то же самое, что и перестать дышать.