35 композиторов откликнулось на муки нашего юноши – написали музыку на пушкинское стихотворение. Среди них: П. И. Чайковский (1878), А. Г. Рубинштейн (1849), А. Н. Верстовский (1831), А. А. Алябьев (1830-е гг. Рукопись). В наше время Э. С. Колмановский (1949), М.: Музгиз, 1953. Все названные – для голоса с ф-п., за исключением Чайковского (у него – дуэт из оперы «Евгений Онегин»). Для смеш. хора музыку написал Н. А. Соколов (1899) и А. В. Никольский (1909) (см.: Пушкин в музыке: Справочник / Сост.
Он не смеет и не может уже показаться на глаза девушке, глаза, смотреть и смотреть в которые еще так недавно казалось ему верхом блаженства, не может в них смотреть по собственной вине. Сколько бы он отдал сейчас жизни, чтобы взглянуть на нее хоть издали. Он только теперь по-настоящему познал, какой насущной жизненной необходимостью является для него счастье ее только видеть и на нее только любоваться… Не о том ли писал поэт: «…хоть легкий шум ее шагов».
В ходе этого разрыва чувство раскаяния сменяет прежнее чувство жалости к влюбленному: девушка никак не ожидала, по своей женской скромности, что ее отказ вызовет такую страшную реакцию, повлечет за собой такие муки. Она и не могла этого по-настоящему знать – ведь она сама еще не полюбила, а тем более безнадежно. Правда, романы, большею частью украдкой, она читает с самого детства (похвалялась она по секрету своим подругам, что читала даже Золя, чего ей, кстати, и не следовало делать в этом возрасте, хотя романы Золя и не повлияли сколько-нибудь отрицательно на ее здоровую натуру), но в романах, так думала она, все преувеличено, и потому именно и красиво, что преувеличено. То, что любовь есть и в самом деле нечто очень важное, она поняла по-настоящему только сейчас, видя страдания влюбленного в нее человека. Только сейчас она и в самом деле повзрослела, хотя и считает себя взрослой, разумеется, давно, чуть ли не с 7-го класса. Уже тогда, когда ей было четырнадцать-пятнадцать лет, на нее все любовались и называли Девочкой с косичками, а она с притворным и очень шедшим к ней милым негодованием отвергала это упрочившееся за ней прозвище, заявляя себя взрослой. Чувство раскаяния овладевает девушкой не только оттого что она причинила такую, быть может, непоправимую травму любящему ее юноше, не только оттого что жестокость совершенно ей чужда и она хорошо понимает, что жестокость просто нейдёт ей как женщине, но и оттого что воочию убедилась в исключительной силе его любви и, отвергнув ее столь поспешно, не разбила ли она тем самым, вместе со счастьем любящего, и свое собственное счастье?! Девушка ночами не спит, проверяя себя все вновь и вновь, пока окончательно не убеждается в том, что не любит его. И решающим доводом служит для нее тот факт, что она не страдает от любви к нему (ведь произошедший между ними разрыв – и для нее разрыв!) и что ежели бы она его полюбила по-настоящему, то, конечно же, влюбилась бы в него, как и он в нее, с первого взгляда. Правда, она не подозревает еще об ответном по самому существу характере женской любви. Но даже если бы она знала об этом, это тоже нисколько не меняло бы положения, так как и в случае ответной любви надо, в свою очередь, влюбиться, а значит, – тоже с первого взгляда. И нельзя не отдать должного проницательности нашей юной героини.