Жернова. 1918–1953. Клетка

Со дня последнего любовного свидания прошло так много времени, столько произошло событий, все его существо так переполнено этими событиями, и в связи с этим что-то постоянно рвется из него наружу… а он так давно не отдавался безудержной животной страсти… тем более что связь с Ирэн по-прежнему является тайной для его домашних, — и ощущение полной внутренней свободы, предвкушение предстоящих радостей распирало грудь Алексея Петровича.

Все, что кипело в нем и искало выхода, он выплеснул на Машу, едва они после обеда оказались в своей спальне. Алексей Петрович тискал и терзал мягкое тело своей жены, пытаясь вызвать в нем ответную страсть, но Маша только охала и натягивала на его спину то и дело сползающее одеяло…

Потом он лежал и курил, а Маша приводила себя в порядок и рассказывала ему обо всем, что не успели ему рассказать за столом, повторяя то, что уже было сказано, но с некоторыми подробностями и несколько другим — интимным — тоном:

— Мы думали, что не успеем с ремонтом к твоему приезду. Я все твои репортажи и очерки собрала, — показала она на лежащие стопкой на столе газеты. — Звонили из издательства, просили, как только ты приедешь, позвонить им: они хотят издать все это отдельной книжкой… Катерина уволилась из театра, работает теперь модельером в ателье индпошива; Лев получил за какое-то изобретение авторское свидетельство, его назначили ведущим инженером; с Катериной у них вроде все наладилось… Ребята часто спрашивают о тебе, читают твои статьи вслух. Они ужасно гордятся тобой. Даже Иван. "Мой папа, — говорит, — жуйнаист". Забавный. Я никак не могу уговорить маму поехать в деревню, сама езжу туда от случая к случаю. Да и лету уже конец — пролетело, и не заметила.

А вечером к нему, улучив минутку, когда он курил в коридоре в полном одиночестве, подошла Катерина и незаметно передала письмо в синем без подписи конверте. Закуривая тонкую папироску, произнесла, пытливо и сочувственно заглядывая Алексею Петровичу в глаза:

— Извини, Алеша, что я распечатала это письмо и прочла его. Сам видишь, оно без адреса, так что я могла принять его и на свой счет.

— И что же? — спросил Алексей Петрович, чувствуя, как кровь отливает у него из головы.

— Прочти, тогда узнаешь. Только сделай это так, чтобы никто не видел. — И, услыхав, что кто-то вышел в коридор, велела: — Убери от греха подальше.

Письмо, напечатанное на машинке без интервалов и полей на одной странице, Алексей Петрович прочитал уже в редакции, предварительно запершись в своем кабинете.

Оно оказалось анонимкой, адресованной его жене Маше, в которой со всякими действительными и выдуманными подробностями сообщалось о связи ее мужа с Зарницыной, о том, что Ирэн беременна и не позже как в августе должна родить. Алексей Петрович был оглушен не столько самой анонимкой, которая рано или поздно должна объявиться у них в доме, как тем, что у него с Ирэн будет ребенок. Он запаниковал, не зная, что предпринять, стал вспоминать, какой была Ирэн в их последнее свидание, ничего не вспомнил и от этого отупел окончательно.

Но если способность рассуждать здраво Алексей Петрович на какое-то время утратил почти полностью, то рисовать в своем воображении разные картины в связи с беременностью Ирэн и своим отцовством мог во всех мыслимых и немыслимых вариантах. Он живо представил Ирэн с его ребенком на руках… и как об этом судачат на всех перекрестках, как этот факт становится известным Маше и его домашним… И как же он должен ко всему этому отнестись? Прекратить с Ирэн связь, зная, что она мать его ребенка? Но большую подлость трудно придумать… Не прекращать, а как же тогда жить? Жениться на Ирэн и развестись с Машей? Но у него двое детей, да и Машу он любит… да-да, любит, и это правда… И почему Ирэн не сделала аборт? Ведь рожать в таком возрасте опасно и для женщины, и для ребенка. К тому же сам ребенок, зачатый великовозрастными мужчиной и женщиной, может оказаться — по утверждению некоторых медицинских светил — неполноценным. Не может быть, чтобы Ирэн не подумала об этом.

Снова и снова зачем-то перечитывая анонимку, Алексей Петрович в конце концов обрел способность соображать, и первое, что ему пришло в голову, так это то, что был другой — подписанный — конверт, который Катерина заменила на чистый, что она-то уж точно знала о его связи с Ирэн, но молчала и даже оберегала его тайну от других. В противном случае ей бы не пришло в голову вскрывать чужое письмо.