Жернова. 1918–1953. За огненным валом

Старшин в их батальон дали из запаса, особо не отбирали — Кривоносов это знал. Люди они бывалые, знающие все тыловые ходы-выходы, некоторые успели повоевать. Все они прошли через руки Кривоносова, все дали подписку, что будут сообщать ему обо всем подозрительном. Сами они, по собственной воле, к нему не приходили, являлись только по вызову и всегда несли несусветную ахинею, из которой ничего полезного для его дела выудить нельзя. Он знал, что они ведут с ним двойную игру, и сам вел с ними игру, дожидаясь своего часа и собирая на каждого из них компромат. Мужики эти были жуликоватые, в их деле, видимо, и нельзя без этого, но Кривоносову было также известно, что они заводят недозволенные связи с местным польским населением, производят всякие обмены, приторговывают казенным имуществом. Однако Кривоносов их не трогал, факты копил и приберегал, чтобы при случае припереть к стенке и заставить плясать под свою дуду. Прием проверенный и широко распространенный.

Водились, естественно, грешки и за старшиной Ванюшиным. Да и родственники у него подкачали: брата раскулачили в тридцать втором, сестра, проживавшая в Воронеже и служившая секретарем-машинисткой у директора какого-то завода, проходила по делу о вредительстве и саботаже. Так что Ванюшин был у Кривоносова на крючке, и он собирался использовать его против Пивоварова и Гаврилова, хоть те и были из другой роты. А теперь, после стычки с лейтенантом Красниковым, Ванюшин и против него сгодится тоже. Как и другие старшины. Так что… Вот только что-то подозрительно долго достает этот Ванюшин документы. И нервно как-то, будто документов у него нет и сам он не Ванюшин на самом деле, а самозванец, выдающий себя за Ванюшина. Странно, очень даже странно…

И тут Пилипенко, переминающийся с другой стороны фуры, спросил у старшины от нечего, видать, делать:

— Слышь, Кузьмич, а где другие-то старшины? Ты чего ж, один, что ли? Обычно вроде всегда вместе…

Вопрос этот, такой простой на первый взгляд, подействовал на старшину Ванюшина удивительным образом: он начал говорить что-то о сломавшейся оси, и говорить, сильно заикаясь, чего за ним никогда не водилось, о сбитых подковах, порванной упряжи и прочей чепухе, и Кривоносов подумал, что другие старшины сейчас занимаются какими-нибудь темными делишками, а Ванюшин пытается их выгородить.

Наконец старшина выцарапал у себя из-за пазухи сверток с документами и, не разворачивая, протянул Кривоносову. Но не успел тот раскрыть «Красноармейскую книжку», как вдруг Ванюшин сиганул с фуры и с диким криком: «Диверсанты! Караул! Рятуйте!» кинулся к лесу.

В тот же миг брезент отлетел в сторону, и на Кривоносова сверху бросился человек. Еще один свалился на Пилипенко.

Все произошло так неожиданно и стремительно, что старший лейтенант успел лишь выставить руку, принимая на нее молчаливую фигуру с занесенным над головой ножом, и покатился с этой фигурой по размешанному снегу, пытаясь отбиться от ножа и чувствуя, что не отобьется.

С другой стороны дороги ударила длинная автоматная очередь — раздались крики, заржала раненая лошадь и забилась в постромках; другая, белая, взбрыкивая, потянула фуру в сторону вместе с пристяжной, пока фура не опрокинулась в воронку.

Бухнула граната. С визгом над самой головой Кривоносова пролетели осколки, и тут он, изловчившись, выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в бок навалившегося на него человека. Человек обмяк, старший лейтенант спихнул его с себя, вскочил на ноги, чувствуя, что нож все-таки прошелся по нему: по телу текли горячие струйки.

В это время сзади вновь ударила автоматная очередь, огнем охватило Кривоносову спину, он крутанулся на месте, хватая раскрытым ртом неподатливый воздух, увидел среди падающих сосен прыгающий огонек, грудь его рвануло, но он, проваливаясь в темноту, успел все-таки беззвучно произнести: «Олесич! Сук-ка…» — и раскинулся на дороге рядом с напавшим на него человеком.

Через полчаса на месте схватки уже находился майор Голик и десятка два автоматчиков. Автоматчики выстраивались в цепь, раздавались команды, повизгивали собаки.

Три трупа лежали на дороге: рядовой Пилипенко с перерезанным горлом, старший лейтенант Кривоносов и неизвестный лейтенант с круглым мальчишеским лицом и редкими светло-русыми волосами, которые шевелились даже тогда, когда мимо кто-нибудь проходил. Еще один труп, старшины Ванюшина, обнаружили метрах в сорока среди сосен.

Белая лошадь по кличке Дунька белела на фоне темного леса обочь дороги и дрожала крупной дрожью. Она тоже была ранена, по ее крупу и по шее сбегали тоненькие ручейки крови. Кто-то из офицеров подошел к ней, приставил пистолет к уху и выстрелил. Дунька завалилась на бок, треснула оглобля, офицер испуганно отскочил, что-то стряхивая со своей шинели.