Мужики схватили пленника, начавшего визжать и отбиваться ногами, успокоили его несколькими зуботычинами и поволокли к ближайшему дереву. Недолго думая, перекинули через толстый сук верёвку, завязали петлю, набросили на шею и подтянули, чтоб ноги едва касались земли. Гаврила смотрел на Ивана, ожидая сигнала, Епифан плакал, не скрываясь.
– Да сгниёшь ты в аду! – крикнул Иван и махнул рукой.
Мужики натянули верёвку и держали, пока тело не перестало биться и свиваться в судорогах, потом отпустили, и труп повалился на землю. Помещик, очнувшийся к тому времени, белыми от ужаса глазами смотрел на казнь. На его нарядных штанах расплылось тёмное пятно, что не преминули заметить дворовые:
– Гля-ко, робя, барин-то наш обоссался! – захохотал кто-то из молодых, остальные подхватили. – Боисся? Как нас пороть – гоголем расхаживал, таперя накося выкуси! – кто-то сунул ему под нос увесистый мужицкий шиш.
– И так во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, тако же поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки, – голосом, легко перекрывшим поднявшийся гам, возгласил Иван. – Так проповедовал Господь наш Иисус Христос! Евангелие от Матфея глава седьмая стих двенадцатый! Всё возвращается, братец, всё возвращается! – склонившись, шепнул он прямо в помертвевшее лицо Александра. – Расплата неизбежна, прими её с честью!
Резко повернулся на каблуках и оказался перед тремя оставшимися пленниками, смотревшими на него остановившимися глазами:
– Этих? Казнить или миловать?!
Восставшие молчали.
– Какова расплата за их грехи?! Не молчите, люди! – потянул из-за голенища засапожник, быстро схватил за волосы самого молодого, запрокинул его голову и приставил нож к худой шее с выпирающим кадыком.
– Решайте! – медленно повёл лезвием по горлу, показалась красная линия, парень молчал, но кадык задёргался вверх-вниз.
– Ваня, погодь! – заступился Федот и замолчал.
– Говори! – сильнее нажал ножом, по шее потекла кровь, парень сдавленно застонал. – Или зарежу как свинью!
– Стой, Ваня, стой! – повторил Федот. – Да выпорем их на конюшне – и вся недолга! Не бери грех на душу!
Иван медленно убрал руку, вытер окровавленное лезвие о рубаху парня и безжалостно отшвырнул его в сторону. Вытянул руку с ножом в сторону Федьки:
– А сейчас, крещёные, я призываю высший суд! Господи! – вскричал, обратив лицо к небу. – Яви свою волю! Докажи, что есть правда на свете!
Волосы его разметались, грудь тяжело вздымалась, он подошёл к Фёдору и вперил в него взгляд:
– Вызываю тебя на поединок, пусть Бог рассудит, кто из нас прав!
Федька усмехнулся, показав выбитый зуб:
– Так развяжи меня и дай оружие, коль не трус!
Иван кивнул головой, и верёвки сняли. Камердинер встряхнул кистями, разминая затёкшие запястья.
– Раздевайся! – приказал Ваня, стянув через голову рубаху.
Василий впервые увидел его торс, обезображенный множеством шрамов. Он гулко сглотнул, а когда перед ним предстала изуродованная спина, не удержался от возгласа негодования. Женщины запричитали: многие вспомнили, как из Ивана сделали живой факел.
– Зря мы тебя до смерти не запороли, ой, зря! – ощерился Федька.
Его тело, худощавое и смуглое, тоже было в шрамах, как будто его резали ножом.
– Душегуб! – крикнул кто-то.
– Дядь Гаврила! – негромко сказал Ваня, и к ногам камердинера вылетел нож.
Василий затаил дыхание, ему казалось, что от похожего на цыгана Федьки можно ждать любой каверзы, и он оказался прав: склонившись за ножом, барский прихвостень, не разгибаясь, хищно ринулся на Ивана, целясь снизу вверх в живот. Не иначе, рассчитывал сразу вспороть брюхо и выпустить кишки. Но Ваня был начеку: он мягко скользнул в сторону, уйдя от броска противника, и с маху припечатал его локтем в спину, развернувшись на ходу. Федька зарычал, больше от злобы, чем от боли, и мигом оборотился.
Теперь они стояли лицом друг к другу, и Василий чувствовал исходившую от них силу и обоюдную ненависть. Фёдор затанцевал вправо-влево, нож порхал в его пальцах, он перекидывал его из руки в руку, старался запутать соперника ловкостью и умением. Иван пружинисто передвигался по кругу, не спуская с противника острого взгляда. Вот они почти одновременно кинулись друг на друга, Федька атаковал сверху, Ваня нырнул под его руку, выставил нож и резанул по рёбрам. Рана получилась поверхностная, но болезненная. Камердинер, охнув, прижал ладонь к боку, увидел кровь и рассвирепел. Зарычав, он, как раненый зверь, бросился на противника. Но Иван, приняв нешуточный удар всем телом, перехватил его руку с ножом, заломил за спину и, выкрутив до боли сустав, заставил пальцы разжаться и выронить оружие. Со словами:
– Нет на тебе боле креста! – срезал гайтан с шеи Федьки.