Жестяной пожарный

Послевоенный сдвиг влево, собственно говоря, не был для французов, а значит, в определенной степени и для меня, какой-то экстравагантной эскападой: коммунисты и до начала войны, и потом, после Сталинграда, успешно продвигались по лестнице, ведущей к власти. Пролетарская партия, как они сами себя называли, обладала реальной политической силой, и игнорировать эту силу мог только слепец. Коммунисты с их лозунгами воспринимались народной массой, да и левыми интеллектуалами тоже, почти как наше национальное «свобода, равенство, братство». Национализация и плановое хозяйство в обнищавшей послевоенной Франции тоже не резали слух обывателю, страдавшему от инфляции и ненавидевшему спекулянтов.

Меня не привлекало и не устраивало никакое нынешнее государственное устройство – ни наше французское, ни британское, ни американское. С этими аппаратами власти я был знаком не понаслышке, мог сравнивать и не находил существенных преимуществ одних перед другими: смазочным материалом для них служили только деньги и непомерная алчность. Эта питательная система мне претила, я видел в ней заразительный порок, ведущий к распаду. Собственно, такая государственная схема была примитивным слепком с человеческого индивидуума, обуянного той же страстью: делать деньги – как можно больше и быстрей! Эта гонка неизбежно вела к подавлению безбрежной свободы души, к сокращению мирной передышки и подталкивала к новой бойне: победа в ней означала, как это получалось у американцев после двух мировых войн, финансовый бум и коммерческий успех.

На этом фоне Кремль, окутанный марксистским туманом, выглядел румяным мечтателем и строгим вегетарианцем. Идея коммунизма и повсеместной отмены денег мне очень нравилась, хотя, я подозревал, была пока совершенно неосуществима: она противоречила человеческому существу, почти неподвластному исправлению. Человека легко убить и закопать, но перевоспитать и перестроить – очень трудно! Несколько хороших писателей, среди которых был и мой несчастный друг Пьер Дрие ла Рошель, посетив Россию в 30-е годы, увидели своими глазами то, на что им дали посмотреть, и даже вынесли о Стране Советов благоприятное впечатление. Но ведь это были не все и видели они не всё…

Постепенно я пришел к мысли, что нужно самому, своими глазами увидеть Москву, познакомиться с ней и составить об этом острове надежд собственное мнение. Со времени осенней смуты семнадцатого года и цареубийства прошло совсем немного времени, а русская «народная империя» с усатым вождем во главе стала сладкой ловушкой для миллионов западных людей, возлагающих свои надежды на «дядюшку Джо». В ораторском искусстве Сталин не мог тягаться с Гитлером и Черчиллем, он брал чем-то иным. Чем же?

В своей очередной книге – «Боги и люди» я написал о своих встречах в Алжире, Марокко, Лондоне и Париже с Черчиллем и де Голлем, показав их такими, какими видел вблизи, что называется, без масок и грима. В конце книги я высказал надежду на то, что у тех, кто не мыслит существования человечества без войн, нет будущего в наше время.

Теперь я хочу поехать в Москву и написать книгу о Сталине. Загадка этого человека, тоже получившего в свои руки атомную бомбу, не дает мне покоя; я должен разгадать ее.

«Собственно говоря, – раз за разом, месяц за месяцем рассуждал и раздумывал я над словами Эренбурга, – не Москве, в конце концов, принадлежит идея отстаивания и защиты мирной передышки». Действительно, созданием нашего французского Движения сторонников мира мы обязаны прежде всего неутомимому Иву Фаржу и моему отважному другу по подполью Раймону Обраку. Потом поляки поддержали наши усилия, потом конгрессы в Париже, Праге и Варшаве – и в продолжение этих миротворческих усилий возник, как мираж на горизонте, Всемирный совет мира, который по своему образу мыслей оказался близок Кремлю.

Никто не смог бы затянуть меня в компартию, принудить присоединиться к Арагону и его советским друзьям. Это – нет! А вот действия в защиту мирной передышки вполне соответствовали моим взглядам, которые я не собирался ни от кого скрывать. Москве не выгодна новая война, Москва хочет худо-бедно зализать раны, нанесенные только что прошедшей. Поэтому она не пожалеет усилий для запуска международного проекта в защиту сохранения мира с участием известных и уважаемых на Западе персон: писателей, ученых и общественных деятелей. Пожалуй, я буду готов обнаружить себя в этом ряду. Один из лидеров антифашистского сопротивления во Франции, экс-министр правительства де Голля барон д’Астье – подходящая фигура для такого проекта. Что ж, это был бы деловой, прагматичный подход со стороны русских, и он гарантирует мне определенную самостоятельность на этом поле деятельности.