Жестяной пожарный

Меня ждут в Москве, а я с нетерпением жду встречи с Москвой. Заседание подготовительного комитета в Варшаве прошло довольно уныло, с соблюдением протокола, с приемами на высоком уровне, деловыми обедами и затяжными, до полуночи, ужинами. То есть с византийской помпезностью и русским хлебосольством. Даже поверхностному наблюдателю было ясно, что за кулисами комитета стоит Кремль, а не варшавская Дворцовая площадь с колонной короля Сигизмунда посредине; Польша, впрочем как и Финляндия, просто не потянула бы содержание и эффективное функционирование планетарного Совета мира. Москве решение такой задачи было по плечу, это подогревало ее имперское самолюбие и отвечало далеко идущим устремлениям. Все догадывались об истинном положении вещей, но лишь единицы отваживались открыть рот и объявить о своих сомнениях во всеуслышание, потому что идея защиты мира была прекрасна, как белоснежная голубка Пикассо, и ей нечего было противопоставить, кроме черного ворона войны.

22. Вопросы без ответов

Утренняя Москва встретила меня пронизывающим до костей зимним холодом; для защиты от него я уже на вокзале, едва выйдя из международного вагона, получил в подарок от встречавших меня устроителей поездки пушистую меховую шапку с ушами. Натягивая ее на голову, я вспомнил последнее наставление Кей перед дорогой: «Будь осторожен! Береги себя!» Едва ли оно относилось к русским морозам. Тогда к чему? Поживем – увидим…

Меня поселили в гостинице «Метрополь», по-царски роскошной, поблизости от Кремля. В почти пустом лобби с высоким расписным потолком я приметил нескольких иностранцев – они сидели в глубоких креслах, обитых золотой парчой, и безмятежно болтали по-английски; перед ними на низком столике дымился кофе в изящных тонких чашках. Сообщавшийся с лобби ресторан с мраморными колоннами и фонтаном в центре зала был наполовину заполнен посетителями, тоже преимущественно иностранцами. Это было немного странно: а русские где? Может, на службе? Но сейчас ведь время обеда. Или «Метрополь» предназначен только для иностранных гостей и местные жители сюда не приходят, даже в ресторан? А почему в лобби не видно на столиках, как это принято повсюду, английских и французских газет и журналов? Ответы на эти и другие вопросы мне хотелось немедленно получить для удовлетворения бушевавшего во мне любопытства, но обратиться я мог только к приставленному ко мне переводчику из бюро по обслуживанию иностранцев, а этот молчаливый, как пень, парень в черном костюме похоронного служащего почему-то не вызывал у меня никакого доверия. Мне было весело в этом царском замке, а переводчик навевал на меня смертную тоску.

Мой двухкомнатный номер люкс тоже удивлял музейной роскошью: антикварная мебель, старинные хрустальные люстры, муаровая обивка стен и золотая лепнина под потолком. На столе в гостиной лежало сообщение, написанное по-французски на бланке гостиницы: мсье Илья Эренбург нанесет мне визит через два часа. Прекрасно! Вот ему я и задам интересующие меня вопросы. А пока что можно выйти из отеля и для начала пойти прогуляться по Красной площади. Переодевшись, я спустился вниз и наткнулся в лобби на моего переводчика, сидевшего в уголке. Он поднялся мне навстречу.

– Решил прогуляться, – сказал я. – На Красную площадь пойду.

Переводчик не имел никаких возражений. Он молча последовал за мной к выходу из гостиницы, у которого снаружи дежурил швейцар в красном кафтане с галунами.

– Я сам! – сказал я переводчику. – Тут заблудиться невозможно. Не беспокойтесь!

– Я буду вас сопровождать, – твердо молвил переводчик. – Во избежание непредвиденных обстоятельств. – Его слова прозвучали как решение суда, не подлежащее обжалованию.

Красная площадь, мощенная прихваченной морозцем сизой брусчаткой – этим грозным «оружием пролетариата», – произвела на меня сильное впечатление: мощь пополам с нежностью. Девичья красота дивного, словно игрушечного храма на краю площади усиливала ощущение открытия нового мира: без этой красоты открытие было бы неполным или не состоялось вовсе. А красные кремлевские стены и врезанные в них башни со сводчатыми воротами под охраной солдат будили в любознательном наблюдателе тревогу, граничащую со страхом: туда нельзя, там запретная зона и лучше в эти ворота не заглядывать.

Переводчик смирно держался чуть позади меня и не мешал мне прогуливаться.

– Можно пройти в Кремль? – спросил я у него на всякий случай.

– Нет, – сказал переводчик и пожал плечами, как будто я у него спросил, можно ли мне сейчас взмахнуть крыльями и перемахнуть через зубчатую стену вместе с голубями и воронами.

– А это что? – спросил я, указывая на круглое каменное возвышение поблизости от красивого храма. – Трибуна?

– Нет, – дал справку переводчик. – Это Лобное место. Тут головы рубили. Ну как у вас, только топором. В России не было гильотины.