Жестяной пожарный

Теперь американцы всерьез обеспокоились проблемой моей безопасности. По их настоянию я появился на пресс-конференции в черном капюшоне, наглухо закрывавшем лицо: без этой конспирации по возвращении домой меня могли опознать немецкие шпионы, наводнившие Францию, и расправиться со мной или, хуже того, попытаться выбить из меня информацию, полученную на вашингтонских секретных встречах. Говорят, что де Голль, особо не обладавший чувством юмора, пришел в ярость, узнав об этом маскараде на пресс-конференции. Но цель в нашем случае оправдывала средства, и генерал, поворчав, смирился.

Журналисты услышали то, что до тех пор было неактуальным и даже неуместным, и через их издания новость разлетелась по всему свету. Материалы вашингтонской пресс-конференции приравнивались к официальному заявлению американского правительства: силы французского Сопротивления представляют собой реальный фактор в борьбе с нацистской оккупацией, признанным лидером антигитлеровского движения является генерал де Голль. Вот теперь дело было сделано. Пора возвращаться восвояси – к генералу, к моим товарищам по «Освобождению» и к Кей, ломающей голову над тем, куда я пропал.

Подробный письменный доклад де Голлю ушел в зашифрованном виде еще из Вашингтона; обратная дорога – снова через Канаду и Исландию – показалась мне почему-то короткой, я летел домой через Шотландию в Гибралтар, а там уже рукой подать до Франции.

Маскарад продолжался: на закате из Гибралтара вышел небольшой британский военный корабль «Тирана», который на самом деле был специально переоборудованным большим рыболовным траулером голландской постройки. Как только скалистый берег скрылся из виду, мы все на судне – и команда, и пассажиры – принялись камуфлировать корабельное вооружение, пушки и пулеметы, и самым тщательным образом перекрашивать на борту все, что только можно было перекрасить: надстройки, подъемник, спасательные шлюпки, бортовое ограждение. Делалось это, понятно, не эстетики ради, а совсем по другой причине: под новой окраской наш корабль трудней было опознать. С подъемом португальского флага «Тирана» окончательно стала мирным рыболовным судном.

Нас было шестеро пассажиров на борту; все в той или иной степени имели отношение к британским секретным службам или французскому Сопротивлению. Нет нужды вспоминать здесь их имена – под покровом секретности они не оставили следа в истории войны с нацизмом и растворились в прошлом… Само собой разумеется, что, покачиваясь на морских волнах, «Тирана» не собиралась закидывать трал или ставить сети: траулер не имел никакого отношения к рыболовству, а его молчаливый, как камень, капитан-шотландец подчинялся Адмиралтейству его величества.

В конце концов наше затянувшееся по причине тихоходности траулера путешествие подошло к концу. Вблизи Барселоны нас накрыл шторм, «Тирану» вздымало на гребни высоких морских валов и обрушивало в водяные пропасти. Непоколебимыми в этой передряге оставались лишь капитан-шотландец да тройка закаленных просоленных матросов, остальные, включая и пятерых моих сухопутных коллег-нелегалов, мучились приступами рвоты и дурным расположением духа.

Но буря улеглась, страдальцы вздохнули спокойно. Слева по борту помигивала огоньками первая точка нашего контакта во Франции – городок Пор-ла-Нувель. Капитан имел предписание взять здесь на судно восемь подпольщиков. Подкравшись в темноте поближе к берегу, мы спустили на воду шлюпку, в которой разместились двое: матрос на веслах и один из наших агентов. В полночной тишине лодка бесшумно скользнула к берегу. Минут через двадцать на берегу послышались крики, а потом и частые хлопки ружейной стрельбы.

Впервые за весь рейс я видел нашего капитана проявлявшим признаки волнения. Он справился с собой, когда шлюпка, возникнув из темноты, была поднята на борт. Четверо пассажиров, мокрые с головы до ног, жались друг к другу. Один из них был ранен в щеку, им занялся судовой врач. «Тирана», без единого огня казавшаяся бесплотной, как призрак, уползала подальше от берега.

Теперь можно было разобраться в случившемся на берегу. Восьмерка подпольщиков собралась у линии прибоя и всматривалась в море, ожидая появления нашей шлюпки. Полицейский патруль наткнулся на них, когда шлюпка была уже в полусотне метров от берега. На приказ лечь на землю и заложить руки за голову подпольщики бросились врассыпную, некоторые из них – в воду. Патрульные, недолго думая, открыли беспорядочную стрельбу по беглецам. Подоспевшая шлюпка подобрала четверых, остальные буквально как в воду канули.

Судьба тех, кто остался на берегу и за кем погнались полицейские, осталась неизвестной: либо они полегли под пулями, либо попали в плен. Известие о том, что одним из них был Жан Кавай, ударило меня в самое сердце. Жан, один из моих отважных помощников – руководителей «Освобождения»! Мой друг, математик и профессор философии, писавший о неотъемлемом праве человека на сопротивление мировому злу… Вот так: не успели мы подойти к французскому побережью, как почувствовали на себе губительное дыхание войны.