Жестяной пожарный

Я рассказал Кей о моей встрече с де Голлем и о том, что мне предписано дожидаться новой встречи. Разумеется, я не посвящал ее в детали нашего разговора, хотя в нем и не было ничего секретного и не подлежащего разглашению, – просто мы слегка прикрывали глаза, глядя в наше солнечное завтра, куда решили идти рука об руку, а день вчерашний нас не очень-то интересовал. Меня одного – да, и еще как: прошедшее было связано с будущим неразрывной цепью, мои товарищи по подполью ждали во Франции моего возвращения, и каждый день, проведенный мной вдали от нашей линии фронта, ложился дополнительным бременем на их плечи. Мне не нужно было все это растолковывать Кей, она понимала мою роль в Движении, как и то, что день нашего расставания неизбежен и близок. День, за которым – черный провал, а за провалом – новая встреча, уже навсегда.

Я и понятия не имел, в чем причина второй встречи с де Голлем, если только она состоится. Не знал об этом и полковник Пасси – так мне, во всяком случае, показалось, когда через десять дней после того позднего обеда он передал мне новое приглашение генерала. Начальник разведки не был посвящен де Голлем в его планы относительно меня, и это не будило в полковнике энтузиазма. Он ничего не знал, но и я знал не больше. Руководитель Национального комитета «Свободной Франции» играл по своим правилам, посвящая в конфиденциальные дела лишь тех действующих лиц, без которых невозможно было обойтись.

Генерал выглядел усталым. На этот раз обошлось без затяжного обеда, нам вполне хватило крепчайшего черного кофе.

– Американцы представляют угрозу для будущего «Свободной Франции», – начал генерал, и я, не показывая вида, превратился в слух. – Вашингтон недостаточно глубоко разбирается в нашей ситуации, Рузвельт принимает всерьез режим в Виши и заигрывает с Петеном, которого считает более терпимым партнером, чем я.

Де Голль замолчал, сидя неподвижно с совершенно непроницаемым, как у сфинкса, лицом, а потом продолжал:

– Победа в войне зависит от американцев, и устройство мира после разгрома Германии и Японии зависит от них. Мы должны объяснить Рузвельту, что происходит во Франции, и склонить его на нашу сторону… Вы понимаете?

В знак согласия я молча кивнул головой. Все мне было понятно, кроме одного: зачем генерал все это решил мне рассказать?

– Я предпринял одну попытку, – продолжал де Голль, – послал в Штаты своего человека – и не добился ничего: президент и его окружение остались при своем мнении. Теперь я решил отправить в Вашингтон вас – с той же разъяснительной целью. Для достижения успеха используйте все возможности вплоть до семейных связей. Вы ведь состоите в браке с бывшей женой племянника президента, не так ли? – Он взглянул на меня в упор, и в его бесстрастных глазах промелькнуло некое подобие улыбки. – Не премините воспользоваться и этим козырем.

– Но почему… – собрался я было привести контраргументы.

– Все ваши будущие контакты в Соединенных Штатах, – закончил де Голль, – представляют собой, как вы понимаете, государственную тайну; те, кому следует, в нее посвящены. Вы отправитесь как можно скорее, в ближайшие дни.

– Я могу не справиться… – промямлил я, ощущая непомерный груз, вдруг легший на мои плечи; мне показалось на миг, что с таким гнетом я не смогу подняться со стула.

– Это не исключено, – кивнул генерал. – Но мы обязаны делать все, что в наших силах: я, вы. Помните, что от этого зависит будущее Франции.

При всем моем скептицизме я не смог не попасть под обаяние государственного величия де Голля – генерала без армии, президента без страны. И вдруг проникся уверенностью, что все это к нему придет и этот час не за горами.

Новая поездка, новое неожиданное испытание предстояло мне. И новая разлука с Кей. Я не мог открыть ей, куда еду и зачем, но и сочинять лживые истории не желал и поэтому отмалчивался. Люба не доставала меня расспросами, она и сама работала в секретной службе радиопрослушки и понимала всю строгость военной тайны. Поэтому не вопрос «куда?» ее мучил, а «надолго ли?». Но я и сам этого не знал.

Моей отправкой за океан занимались специальные помощники де Голля, они же готовили почву для визита: политические контакты в Штатах, несмотря на весь демократизм американской системы, требовали определенной процедуры сродни нашему пыльному европейскому протоколу. Посланник маршала Петена сидел в американской столице, а полномочный посол Рузвельта представлял американцев в Виши. И это сомнительное дипломатическое равновесие не могло не отбрасывать тень на мою миссию в Вашингтоне.

Тем не менее мой длинный – через Исландию и Канаду – путь на тот берег Атлантики пролегал в небе на борту военного американского самолета «летающая крепость». Предоставляя мне такую исключительную возможность, американцы, естественно, знали о цели моей поездки и готовы были меня выслушать – неизвестно, правда, на каком уровне. Теперь все зависело от стечения обстоятельств, столкновения случайностей и непредсказуемых поворотов судьбы. Я был ко всему этому готов, но танго, как известно, танцуют вдвоем.