Жестяной пожарный

Нельзя утверждать, что мы с Жефом были бессмертны, но собственная смерть никак не входила в наши планы. Все мы стоим в живой очереди за смертью, это так, но жизнь слишком дорогое удовольствие, чтобы спешить с нею распроститься.

Мы отошли в сторонку, переполненные дружеской приязнью и воспоминаниями, и не могли поначалу найти слов для выражения своих чувств. А Анна все перебирала струны, и песня, казалось, вот-вот родится и зазвучит. Мы с Жефом подошли поближе к камину, и, вслушиваясь в мотив, я вдруг почувствовал, как строки стихов приливом подымаются от сердца. За спиной девушки, наклонившись к ней, я стал тихонько подпевать, проборматывать слова; она взглянула на меня благодарно и согласно кивнула головой. Мелодия под ее бегающими по струнам пальцами окрепла и налилась терпким соком, она подхватывала мои слова, повторяла их, переставляла в строке и дополняла, а потом, как птиц из силка, выпускала на волю. Зачарованные гости следили за полетом слов, трогавших их сердца. Жеф Кессель достал из кармана блузы блокнот и, озабоченно хмуря брови и грызя кончик карандаша, тоже что-то там менял в тексте.

Немцы ко мне пришли,
Сказали: «Смирись, француз!»
Но я сказал: «Не могу!»
И к ружью потянулась рука.

Никто меня не спросил,

Куда и откуда иду…
Вы, узнавши тайком,
Сотрите мои пути!

Слушатели перевели дух, словно услышав заветное признание партизана, и снова застыли, глядя на ровное пламя камина.

Я имя менял сто раз,
Жену потерял и дитя…
Но Францию нашу нашел
И верных до смерти друзей.

«И верных до смерти…» – это Жеф вписал; у меня было «И сотни верных друзей». Жеф, друг отчаянный, все по себе равнял.

Укрыл нас на чердаке
Седоголовый старик.
Немцы схватили его,
Он принял смерть, как герой.

Торжественное молчание висело в комнате, никто не решался его нарушить. Я видел, как глаза Кей подернулись туманом скорби – она горевала по старику, по мне и по Франции. Песня разжигала огонь в сердцах и бередила душу. Люди у камина присутствовали при рождении гимна борцов за свободу, и рождение «Исповеди партизана» делало эту ночь особенной и незабываемой.

Трое нас было вчера.
Теперь я остался один.
В камере вражьей тюрьмы
Хожу от стены к стене.

Последний куплет взорвался, как граната:

Ветер метет меж могил.
Свобода придет, партизан!
Забудут нас в мире живых.
Мы снова уйдем в тень.

Анна Марли закончила петь и отложила гитару. Не слышно было ни поздравлений, ни возгласов восхищения: слушатели испытывали, как от истинного произведения искусства, радость с грустью пополам. Простая мелодия, простые слова, а результат превзошел все, что только можно было ожидать. И кто из нас мог предвидеть, что эту песню, записанную на пластинки, будут передавать по радио и она будет звучать повсюду, где сражаются французы! Жизнь «Исповеди» не закончится с окончанием войны и победой над нацизмом: она будет переведена на многие языки и станет призывом для тех, кто не желает склонять голову перед насилием и врагами. Кто знает, каковы таинственные пути, ведущие к успеху на поле искусства! Знали б, так шагали бы по ним, и мир был бы переполнен бесценными шедеврами.

Вскоре после полуночи, несмотря на плотный, хоть ножом его режь, туман и уверенность Кей в обратном, за мной пришла машина из штаба и увезла на аэродром. Волшебному вечеру, как всему на этом свете, пришел конец. Доведется ли мне хотя бы еще разок до конца войны попасть в Лондон? Кто знает…

Прощаясь, Кей вложила в мою ладонь маленький православный крестик – увидев ее глаза, полные слез, я не смог от него отказаться.

Знакомый ночной аэродром. «Лизандеры», выкаченные из ангаров. Фырканье моторов, снующие по мокрому бетону пилоты и техники. Туман как будто немного рассеялся. Меня здесь знают в лицо, знают, что летные инструкции я помню наизусть. Но порядок есть порядок, а правило есть правило. На мне закрепляют спасательный пояс, парашют и затверженно повторяют, как пользоваться этими необходимыми в нашей работе приспособлениями. Потом очередь доходит до аптечки: цианистый калий, если у меня возникнет нужда навсегда избавиться от себя самого, обезболивающий морфий, отгоняющий усталость и сонливость бензедрин и разноцветные кубики сухого корма в случае падения с небес на необитаемый остров. И пистолет с запасной обоймой к нему. И ручной фонарик. И фальшивые документы. И продуктовые карточки. И французские деньги – настоящие. И билетики на метро, тоже настоящие. Одним словом, все необходимое снаряжение на все случаи жизни и смерти. От винта!