Жестяной пожарный

Получить аудиенцию у перегруженного делами герцога Мальборо было предприятием сложным даже для комиссара внутренних дел Франции барона д’Астье. Кроме того, генерал, возможно, не одобрил бы мое вмешательство в деликатную сферу британских секретных поставок нашим бойцам – об этом он сам, единолично вел с Черчиллем затяжные переговоры, конца которым было не видно: британский премьер планировал щедро вооружить французское подполье непосредственно перед открытием Второго фронта в Нормандии – днем «Д». А до тех пор прозорливый британец опасался, и не без оснований, расползания оружия среди разномастных (в том числе коммунистических) группировок Сопротивления. Поэтому я посвятил де Голля в свои планы и попросил помощи в организации встречи. Кроме того, у меня были другие, обходные возможности, на успех которых не приходилось особенно рассчитывать, но и пренебречь ими было бы ошибкой. К ним я и прибегнул.

Черчилль был болен – застрял в Каире с тяжелым воспалением легких. В Египте он проводил ответственное совещание с союзниками и слег. Врачи опасались делать прогнозы, а эксперты и наблюдатели оценивали его состояние как критическое: Черчилль балансировал на грани жизни и смерти. Но мощный организм пересилил болезнь; и те, кто уже примеривались к политическому наследию великого англичанина, были посрамлены. По пути домой Черчилль остановился на день-другой в Марракеше – отдохнуть и набраться сил. Штатный круг его помощников, заместителей и консультантов не докучал ему вопросами. Только Клеманс – жена и вполне доверенное лицо – возобновила прерванную на время болезни практику: подкладывала по утрам под дверь ванной комнаты, где он фыркал над умывальником, записки со срочными вопросами и избранными новостями. И Черчилль к ним прислушивался – к досаде полномочных министров и руководителей разведки. Этим «каналом связи» я и воспользовался. И преуспел: мне была назначена встреча.

Марракеш был транзитной воздушной гаванью, перекрестком для авиарейсов всех направлений – с запада на восток, с севера на юг. Это было важно, это было необходимо всем союзникам: британцам, американцам, французам. И этим объяснялось то, что лишениями и неудобствами войны в Марракеше даже и не пахло. Город, наполненный до краев офицерами, дипломатами, чиновниками высших рангов и шпионами, процветал.

Я прилетел из Алжира на закате дня и, едва успев сменить одежду с дорожной на выходную, отправился во дворец Бахия – там англичане давали торжественный обед. В зале собрался цвет общества во главе с Черчиллем и де Голлем; царила атмосфера праздника и веселья. После еды, в курительном холле, де Голль подошел ко мне.

– Я говорил с Черчиллем, он обещает что-нибудь предпринять в нашу пользу, – сказал генерал. – Но ему нельзя доверять, вы должны это запомнить.

В таком же тоне, чего бы это ни касалось, он говорил и о Рузвельте. Он не доверял людям, это было одним из свойств его характера. Что ж, быть может, он был прав.

Назавтра, в девять утра, наш генерал и английский премьер поднялись на деревянный помост, возведенный у пыльной африканской дороги, чтобы принять парад войск, отобранных для этого случая в британских и французских армейских частях. Солнце палило, солдаты маршировали. Собственно, это был не парад, а непрезентабельный смотр, провинциальная военная забава для высокопоставленных визитеров. Для Черчилля на помост подняли стул – вдруг ему откажут силы после перенесенной болезни, но он, со своей неизменной и нескончаемой сигарой во рту, мужественно простоял все представление; правда, длилось оно не слишком долго.

Спустя три часа после окончания смотра я приехал в его резиденцию, на виллу «Тэйлор». Особняк стоял в стороне от проезжей части, в апельсиновом саду. Адъютант провел меня через зал к одной из задних комнат и почтительно постучал согнутым пальцем в дверь. Дверь приотворилась, из полутемной комнаты выскользнула сиделка. Пропустив меня внутрь, адъютант отступил назад и прикрыл за собой дверь снаружи. В затемненном занавесями тесном помещении, похожем на больничную палату, я увидел Черчилля – он лежал в постели, прикрыв ноги пледом.

– Что вы стоите, барон, как памятник самому себе? – донесся до меня грудной уверенный голос хозяина, как будто не в кровати он лежал в своей голубой пижаме, а восседал на королевском троне с короной на голове. – Проходите и садитесь!

Рядом с кроватью стояло креслице сиделки, в него я и опустился.

– Вчера мне де Голль рассказывал, – продолжал Черчилль, – что вам будет поручено очистить весь аппарат госслужащих сверху донизу от чиновников, сотрудничавших с режимом Виши. И назначить на их места проверенных людей из Сопротивления. Ваших людей.