Жестяной пожарный

– Слушаю с превеликим вниманием… – выдавил я в ожидании дальнейшего развития темы.

Рид сидел совершенно неподвижно, словно превратившись в одно большое ухо. Обо мне и говорить нечего: Фланден был одним из той тройки, на неприкосновенности которой настаивал Черчилль во время нашей неофициальной встречи в Марракеше.

– Нас вообще настораживает эта поголовная чистка, которую вы затеваете, – ворчливо продолжал Черчилль.

Я отметил про себя это «нас». Американцев, что ли, он имеет в виду? В Британии ему нет нужды прибегать к местоимению «мы», вполне достаточно одного «я».

– Оппозиционные нам политические движения, – привел я свой довод, – прежде всего коммунисты, набросятся на нас, как волки на стадо овец, если мы не проведем открытую и прозрачную люстрацию. Чистка – наказание за предательство. Генерал де Голль прав, настаивая на этом. Народ не простит нам полумер.

– Народ… – потянувшись за сигарой, повторил Черчилль. – Народ ничего не решает, так он устроен. За народ решают руководители. Народ выполняет лишь декоративные функции, и вам это известно, барон! Французы, вместо того чтобы строить баррикады, выжидают и высматривают, куда склонятся чаши весов войны; это и есть назначение сценической декорации. Решает генерал де Голль, стоящий во главе «Сражающейся Франции», и он совершенно прав! Вы согласны?

Крыть мне было нечем, да и втягиваться в спор я не намеревался – разговор еще не разогрелся до точки кипения.

– Несомненно, – сказал я, – де Голль.

– Для ускорения и движения к цели вам нужно оружие, – продолжал Черчилль. – Сейчас это промежуточная, но необходимая цель. Так неужели судьба трех второстепенных персон – вы знаете их имена – дороже поставленной и обозначенной цели? Вам должно быть известно, что за кулисами действуют силы, добивающиеся того, чтобы взамен национальной власти во Франции была развернута оккупационная военная администрация. Необходима мощная политическая воля, чтобы противостоять этим веяниям.

– Вы ставите условия, господин премьер-министр? – вкрадчиво спросил я, и американец, сидевший, заложив ногу за ногу, поспешно поменял позу в своем кресле.

– Упаси бог! – воскликнул Черчилль, улыбнулся, и все его широкое полное лицо пришло в движение. – Я взываю к вашему разуму! И, если угодно, к справедливости.

– Тогда дело другое, – сказал я. – Безусловно! Политическая сделка всегда лучше, чем тупик.

Американец снова поменял позу и расслабился.

– Вы, я уверен, обратили внимание, – продолжал хозяин, – что состав моих сегодняшних гостей подобран специфическим образом. Именно они, получив распоряжение, за считаные дни обеспечат формирование и отправку на континент военных грузов в объемах, которые будут им указаны. Все зависит от вас, барон. На одной чаше весов – судьба трех наших протеже. – Он скользнул взглядом по вновь застывшему в неподвижности Риду. – На другой – немедленная поставка оружия и всего, что вам необходимо для активизации боевых действий.

– Этот вопрос следовало бы решить с генералом де Голлем, – сказал я безо всякого воодушевления.

– Иногда генерал бывает упрям и совершенно несносен, – прорычал герцог Мальборо. – Некоторые вопросы он предпочитает решать кружным путем, в обход – без своего прямого участия. Тем более это дело, – он жестом указал на меня и американца, – входит в вашу компетенцию. Ну же! Париж стоит мессы! И если вам больше нравится называть нашу комбинацию сделкой, возражений нет.

– Слово «сделка» мне совсем не нравится, – сказал я, – но другое слово не приходит в голову. Ваши доводы звучат убедительно…

– …особенно возможность создания оккупационной союзной администрации в Париже, – прервал меня Черчилль.

– Но я прошу вас дать мне время на обдумывание. Хотя бы до конца дня, – заключил я.

Уже на следующий день после рабочего завтрака на Даунинг-стрит я получил приглашение принять участие в совещании Военного кабинета. Совещание вел сэр Уинстон Черчилль – премьер-министр, совмещающий наряду с премьерством и руководство военным министерством.

Совещание в основном было посвящено усилиям Лондона по обеспечению оружием французского движения Сопротивления. Я приготовился держать в очередной раз обстоятельную речь о необходимости поставок нашему подполью и несомненной от этого пользе британской короне, но этого не потребовалось. «Можете ли вы гарантировать, – спросил меня Черчилль в кулуарах до начала совещания, – что французы не воспользуются нашим оружием для междоусобной борьбы и что они, невзирая ни на какие политические соображения, безоговорочно подчинятся приказам генерала Эйзенхауэра?»