Жестокое эхо войны

Назойливые пальцы Авдея добрались до век, насильно раскрыли глаза – в сознании майора блеснул желтый огонек керосиновой лампы…

– Так что с ним делать? – снова спросил бандит. – Отлежится или назавтра в расход?

– Оклемается. Глуховат малость будет первое время, может, еще заикаться начнет. Денек покормите жиденьким, не беспокойте, и оклемается.

Щелкнули замки саквояжа. Доктор закончил осмотр и засобирался покидать сарай.

– Жиденьким… У нас из жиденького только вода с колодца, чай да самогон, – провожая его, приговаривал бандит. – Деда Митрича разве что упросить…

Сарай опустел, пространство вокруг снова потонуло в липком мраке.

Сашка с превеликим наслаждением подвигал руками, разминая затекшие мышцы, потом растер уставшие от веревок запястья.

Подниматься с мягкой соломы он не торопился. Зачем? Внутренности небольшого помещения, вероятно, построенного для хранения инструментов, он изучил, осторожно обойдя его по внутреннему периметру. Сарай был пуст. Может быть, хозяева этой усадьбы что-то подвесили под потолок? Конскую упряжь, какие-то инструменты для обработки огорода, принадлежности для рыбалки…

Так на селе поступают часто, экономя пространство. Васильков был сугубо городским жителем, но где-то уже встречал подобное.

«Вспомнить бы где», – потрогал он болевший затылок.

* * *

На фронт Сашка попал в конце июня сорок первого. Тогда он был зеленым юнцом во всех смыслах этого выражения. Чем он мог похвастаться? За плечами имелся совсем небольшой багаж: учеба в институте, несколько учебно-практических поездок «в поле» и одна – в качестве полноправного геолога. И все. После военкомата прошел ускоренное обучение, получил первое офицерское звание и убыл в свою часть. По одному кубарю в петлицах мешковатой формы неопределенного цвета, ни грамма жизненного и боевого опыта. Столько же сноровки.

Времени на обучение фашист не предоставил; учила сама жизнь, порой устраивая самые жесткие экзамены. В первую же фронтовую неделю младший лейтенант Васильков вляпался в жуткую заваруху и с боями прорывался из сжимавшегося кольца окружения. Отступая на восток с остатками разбитых частей, привыкал, впитывал, постигал азы военного дела, которых выпускнику гражданского вуза катастрофически не хватало.

Молодой геолог оказался понятливым малым. Природные данные, профессиональное владение топографией, а также добротная физическая подготовка позволили ему быстро стать достойным офицером.

Уже в августе сорок первого он получил звание «лейтенант» и стрелковый взвод в только что сформированной пехотной дивизии. Еще через два месяца командир этой дивизии вручил ему перед строем первую боевую награду. Дальше последовал перевод в разведку со всеми вытекающими: бессонные ночи на нейтральной полосе, рейды по тылам противника, поиски «языка»…

По натуре Сашка был человеком веселым, неунывающим. Никто и никогда из сослуживцев не слышал от него жалоб или нытья. Любой из разведроты охотно ходил с ним в «паре» или в «тройке» в ближайший вражеский тыл. Он не был богатырем, не был бессмертным, однако благодаря отменной подготовке, надежности и хорошей интуиции бойцы чувствовали себя в его компании уверенно. В нем угадывалось что-то могучее, неведомое, хотя с виду он мало чем отличался от других.

Весной сорок третьего Васильков, будучи уже старлеем, преследовал с группой разведчиков отступавших в районе белорусских Климовичей немцев. В городок не входили, преследовали врага сторонкой. Из-за распутицы войска растянулись на десятки километров. Во многих полках и дивизиях на это время года были созданы взводы конной разведки, но даже верхом разведчики не всегда поспевали за бегущими фрицами.

В одно из крохотных сел южнее Климовичей бойцы Василькова въехали глубокой ночью. Осмотрели половину села – противника нет. Кони были вконец измотаны, люди тоже. Сашка принял решение заночевать и завернул в подходящий двор.

Из сельчан не было ни души. Подсвечивая фонариками, загнали лошадей в пригон, старшина Петренко хотел снять седла и дать им полный отдых, но Васильков, словно чувствуя какой-то подвох, повелел лишь отпустить подпруги. Засыпали овса. Сами повалились в сарае на прошлогоднюю солому, так как дом был поврежден взрывом бомбы. Жутко хотелось спать. И все-таки Александр не мог сомкнуть глаз, ворочался, вздыхал. Затем поднялся и отправился проверять лошадей…

Позже он много раз в мыслях возвращался к той ночи и всякий раз поражался своей беспечности. Мало того, что он до конца не разведал село, так, укладываясь спать, даже не выставил караула.

Вбежав обратно в сарай, он принялся расталкивать бойцов, тихо приговаривая:

– Поднимайтесь! В селе немцы! Быстро поднимайтесь!..

– Где? – первым пришел в себя старшина.

– В соседнем дворе лопочут…

Похватали оружие, выскочили на улицу. Прислушались…

Точно, лопочут!