Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

Будучи консулом Британской империи, Кейсмент пытался бороться с этой практикой. Ситуация ясно показывает, что колония де-факто является территорией беззакония, где людей можно безжалостно травить, преследовать и жестоко наказывать, как животных, вопреки официальным правилам того времени. «Я человек предусмотрительный и, в Конго отправляясь, совесть свою дома оставил», – с насмешкой отвечает бельгийский офицер, обращаясь к Кейсменту как к клоуну или сумасшедшему, когда тот попытался выступить против основного закона колониализма[629]. В этом смысле мы можем говорить о колониальной конституции, поскольку нечто стало реальной нормой, которая противоречит конституции в юридическом смысле.

Во время своего путешествия британский консул обнаруживает, что многие деревни опустели: их жители бежали от чужеземных солдат, которые захватывали людей и заставляли выполнять тяжелые работы на каучуковых плантациях и обеспечивать колониальные войска. Необычные меры принуждения, применяемые в рамках продуманной системы наказаний и преследований, включали захват заложников, расстрелы, голод, связывание, порку, даже отрубание рук или половых органов. Благодаря своей должности Кейсменту удается взять ситуацию под контроль, невзирая на множество препятствий; число сообщений о жестоком обращении и расправах растет, очевидно, еще и потому, что местные жители и некоторые миссионеры начинают доверять ему.

Кульминация первой книги – несколько диалогов между Кейсментом и офицерами бельгийского колониального правительства. Британский консул вызывает надзирателей одного за другим, и диалоги между ними скорее напоминают допросы. Режим доверяет грязное насилие простым солдатам, которых нередко набирают из чернокожего населения. Им, находящимся на низшей ступени иерархии, предписано использовать оружие только в экстренных случаях, поэтому в издевательствах над местными они используют, например, мачете, а патроны берегут для охоты на животных. Таким образом жестокость приписывается всем «этим двуногим скотам», не знающим «законов и уставов»[630], в то время как их начальники, управляющие де-факто беззаконным пространством, считают себя морально безупречными. Организованный произвол порождает настоящее «сердце тьмы» – систему, совершенно отличную от той, что существует дома, образ действий, который, с точки зрения ответственных за террор, уже невозможно изменить[631].

Негативный образ местных жителей как диких животных не мешает многим хозяевам держать местных женщин в своих личных «гаремах» и пользоваться ими. Замученные кастрированные аборигены вписываются в общий контекст романа, в котором местные мужчины в пьяном угаре отстреливаются как дичь, а женщины переходят в неограниченное пользование захватчиков.

Логика колониализма такова, что надзиратели оказываются не архитекторами этих жутких деяний, а механизмами и «жертвами» системы. Аргумент, который приводит командир Жюньё, поразительно похож на тот, который мы знаем из судебных процессов над организаторами холокоста. Соучастники преступлений любят ссылаться на крайнюю необходимость. Это логика покорного мучителя, утверждающего, что он был обязан сделать то, что сделал. Так, бельгийский офицер, которому противна организованная жестокость колониального режима, искренне заявляет, что дома он добропорядочный католик: «Не мы придумали Независимое Государство Конго. Мы лишь приводим его в действие. Иными словами, нас тоже можно счесть жертвами»[632].

Кроме того, надзиратели на местах имеют свои доли в прибыли, получаемой от каучука. Здесь – это неоднократно подчеркивается в романе – расизм пересекается с чистой жадностью. Местные жители должны любой ценой собрать как можно больше каучука. Порка и другие ужасные наказания представляют собой элементы системы эксплуатации, которая может поддерживаться только с помощью демонстративного насилия. Только это гарантирует соответствующую прибыль для различных обществ и их руководителей. И все же, когда Кейсмент видит в «жадности» последний двигатель этой колониальной экономики, это лишь половина правды.