Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

В отличие от той нимфы, чьим именем Геббель нарекает безымянную прежде жену Кандавла и Гигеса, самоуверенная женщина у Геродота не получает наказания. Поначалу в тексте также отсутствуют какие-либо указания, которые могли бы навести на мысль о критическом взгляде Геродота. Лишь много позже он упоминает о «женском коварстве», о преступлении, которое Крез должен будет искупить в пятом колене[356]. Геродот относит эту оценку истории к более позднему времени, что вполне логично, поскольку хитрость женщины, повлекшая за собой убийство законного царя, в античности представлялась нарушением мирового порядка. Если интерпретировать случай Креза как невольное покаяние, как вариант жертвы, то поступок Гигеса и повеление обманутой жены, которое в повествовании теперь понижается до «совета», следует понимать как святотатство.

В первом повествовании, напротив, нет упоминания о такой оценке, и, кроме того, создается впечатление, что такая месть была вполне уместна ввиду того, что Кандавл грубо попирает стыд и достоинство женщины, аналог мужской чести, позволяя слуге увидеть свою жену обнаженной. Это нарушение символического порядка, согласно которому только мужу дозволено видеть жену нагой. Кроме того, это форма осуществления власти. Не отменяя символический порядок, женщина ловко использует пробелы в нем с целью самоутверждения.

В рассказе о женщине, которая хитро и жестоко наказывает своего мужа, пересекаются консервативный и прогрессивный элементы повествования: убийство царя представляет собой восстановление обычая и порядка, поэтому критический комментарий изначально опущен, а инициатива женщины – в первой версии рассказа – выдает независимость и своеволие, говоря современным языком, автономию и самодостаточность.

VI. Теневые фигуры деспотической власти: Крез и Кир

Вторая история, рассказанная Геродотом в самом начале его исторического труда, повествует о невероятно богатом и могущественном лидийском царе Крезе, одном из потомков Гигеса. Согласно Геродоту, гибель великой империи была предсказана Пифией задолго до рождения Креза, после восшествия Гигеса на престол и предшествующего этому отречения семьи Кандавла от царской власти[357]. Лидийский царь ошибочно отнес это пророчество к своим противникам, а не к себе – еще один классический случай высокомерия[358]. В ходе неудачного сражения с персами Крез попадает в плен. Сначала Кир намеревался убить его, как это, вероятно, было принято у персидских владык. По крайней мере, это право ни разу не ставится под сомнение греческим историком, принадлежащим к иной культуре; в изложении Геродота отсутствуют упоминания о каком-либо возмущении по этому поводу. Слуги разводят погребальный костер, на котором предполагается сжечь несчастного заживо. Однако, прежде чем это произойдет, у царя-победителя возникает неожиданная идея: «Быть может […] так как Киру было известно благочестие Креза, Кир возвел лидийского царя на костер, желая узнать, не спасет ли его от сожжения заживо какое-нибудь божество»[359].

Рассказ наглядно показывает, что персидский царь действует, не испытывая ни эмоций, ни чувств. В этом театре жестокости нет места для аффекта или вспышки агрессии. Вместо этого инсценированная казнь проводится как нормальное действие, включающее игру, театр и ритуал. Поскольку Кир готов отказаться от своего плана, если этого захочет один из богов, можно сделать вывод, что в этом дискурсе всемогущим оказывается не царь, а боги, обладающие абсолютной властью над жизнью и смертью. Психологическая интерпретация, напротив, предполагает, что Кир подвергает захваченного противника испытанию на храбрость, проверяя, удастся ли лидийскому царю – добыче в смысле Канетти – сохранить присутствие духа и храбрость перед лицом публично инсценированной смерти.

В этой злой и серьезной игре вступает в действие греческая мысль: побежденный правитель Крез вспоминает «вдохновленные божеством слова Солона о том, что никого при жизни нельзя считать счастливым». Перед лицом смерти он произносит имя афинского политика-философа[360]. После этого он рассказывает Киру и его людям историю о скепсисе Солона, которую Кир понимает как знак богов и потому отказывается от принесения в жертву Креза: