Читаем Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества полностью

Еще один момент, который постоянно возникает в античных текстах и связан с обычаями, – это умеренность, самоконтроль. В тексте Геродота сообщается о безумии персидского царя, который смертельно ранил Аписа – священного теленка египтян и приказал убить всех жрецов Аписа. Царь живет в опьянении властью, в иллюзорной уверенности, что любое бесчинство останется безнаказанным, так как его противники слабы. И снова речь идет о мести, превосходящей себя и не взаимной: в известном смысле (по теории жертвоприношения Жирара: см. главу 8) жрецы являются заместителями, которые должны искупить бесчестье, понесенное в кампании[373]. Суть в том, что тем, кто в этом участвует, совершаемое ими насилие представляется божественным деянием, и потому оно может быть исполнено без угрызений совести. В этом отношении жертва и связанный с ней дискурс оправдывают преступников. С психологической точки зрения огонь мести отражает внутреннее состояние Камбиса.

При этом Геродот даже ставит правителю своеобразный медицинский диагноз, указывая на вспыльчивость царя, его пьянство и эпилептические припадки. Тираном движет страх, что окружающие хотят его убить, – ситуация, знакомая нам из анализа личности Туглака у Канетти и Баттуты. Это придает жестокости нереалистичный оттенок.

Особенностью этой формы жестокости является то, что она следует логике роста, как и власть, которой она в определенной степени служит. Жестокость трудно сдержать, поскольку одно разрушительное действие с необходимостью влечет за собой другое, еще более безобразное. Целенаправленное насилие – близкое фрейдовскому влечению к смерти[374] – очень скоро направляется против собственной семьи, людей и, наконец, против самого себя. Поэтому, окидывая взглядом историю XX века, можно сказать, что гитлеровский Третий рейх с самого начала был смертельно опасным предприятием, идущим к своей гибели[375].

В случае с Камбисом за убийством брата-соперника следует череда злодеяний. Сначала обезумевший правитель принуждает двоих своих сестер к кровосмешению и убивает третью. Войдя во вкус, он распоряжается убить сына своего самого преданного министра и тем самым устанавливает режим беспрецедентного террора. В этот момент его бывший наставник, Крез, призывает его к сдержанности и самоконтролю. Лишенный власти царь в изгнании напоминает жестокому персидскому правителю о мужской добродетели – самообладании. Он обвиняет его в беззаконных убийствах невинных людей и детей. Это не только морально неприемлемо, но и контрпродуктивно в смысле сохранения собственной власти, экологии управления: «Если и дальше будешь так поступать, то берегись, как бы персы не восстали против тебя»[376]. В ответ Камбис угрожает Крезу немедленной смертью.

Конфликт разгорается уже после того, как царь принуждает свою сестру к кровосмешению. Своим поведением он фактически призывает королевских судей к действию. Выясняется, что его власть не абсолютна, несмотря на его фантазии о всемогуществе. В конце концов, есть суд, который должен совершать правосудие даже в ситуации страха перед правителем. Поэтому царь спрашивает, нет ли закона, разрешающего вступать в брак с сестрами. На это коллегия дает правителю «честный и прямой ответ»: соблюдая собственную безопасность, судьи отвечают, что они нашли другой закон, который позволяет царю делать все что угодно[377]. Дипломатичный ответ неоднозначен: правитель может решить, какому закону будет следовать, обычаю или притязанию на исключительную власть и господство, для которого обычай всегда остается угрозой. Камбис переживает восстание группы мидийских вельмож и умирает преждевременно, при обстоятельствах, очень напоминающих смерть священного теленка Аписа, которого царь убил, чтобы унизить своих противников, – от раны в бедро. Так искупается преступление в рамках нарратива, построенного с позиции жертвы.

VIII. Жестокость как компенсация чувства неполноценности

У персидского царя и индийского султана, помимо прочего, есть одна общая черта: как и Туглак, Камбис не был особенно успешным военачальником, если не считать египетской кампании. Целостность его империи не раз оказывалась под угрозой изнутри и извне, что вызывало у Камбиса нарциссическое недовольство и страх, что он может потерять трон. Реакцией на это была эскалация насилия, объявление своего рода чрезвычайного положения. Однако насилие, развязанное им, создало угрозу для его власти.

В горизонте мышления его биографа Геродота – задолго до стоиков – возникает идея о том, что агрессию нужно использовать умеренно и при необходимости, уважая свои и чужие обычаи и по возможности избегая мести. Изречение Солона о том, что никого нельзя назвать счастливым при жизни, можно интерпретировать как принцип благоразумия. Судьба, которую один готовит другому, лишая его всех материальных и нематериальных благ, в итоге может совершенно неожиданно постигнуть его самого.

Перейти на страницу:

Все книги серии Слово современной философии

Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества
Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

Человек – «жестокое животное». Этот радикальный тезис является отправной точкой дискурсивной истории жестокости. Ученый-культуролог Вольфганг Мюллер-Функ определяет жестокость как часть цивилизационного процесса и предлагает свой взгляд на этот душераздирающий аспект человеческой эволюции, который ускользает от обычных описаний.В своей истории из двенадцати глав – о Роберте Мюзиле и Эрнсте Юнгере, Сенеке и Фридрихе Ницше, Элиасе Канетти и Маркизе де Саде, Жане Амери и Марио Льосе, Зигмунде Фрейде и Морисе Мерло-Понти, Исмаиле Кадаре и Артуре Кёстлере – Вольфганг Мюллер-Функ рассказывает поучительную историю жестокости и предлагает философский способ противостоять ее искушениям.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Вольфганг Мюллер-Функ

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука
Фабрика счастливых граждан. Как индустрия счастья контролирует нашу жизнь
Фабрика счастливых граждан. Как индустрия счастья контролирует нашу жизнь

Острое социальное исследование того, как различные коучи, марафоны и мотивационные ораторы под знаменем вездесущего императива счастья делают нас не столько счастливыми, сколько послушными гражданами, рабочими и сотрудниками. Исследование одного из ведущих социологов современности. Ева Иллуз разбирает до самых основ феномен «позитивной психологии», показывая, как легко поставить ее на службу социальным институтам, корпорациям и политическим доктринам. В этой книге – образец здорового скептицизма, предлагающий трезвый взгляд на бесконечное «не грусти, выше нос, будь счастливым» из каждого угла. Книга показывает, как именно возник этот странный союз между психологами, экономистами и гуру личностного роста – и создал новую репрессивную форму контроля над сознанием современных людей.    

Ева Иллуз , Эдгар Кабанас

Психология и психотерапия / Философия / Прочая научная литература / Психология / Зарубежная образовательная литература

Похожие книги