Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

Прежде всего, примечательно, что здесь жена отказывает своему мужу в решающем качестве мужественности, а уже через несколько мгновений сама заявляет о своем бесстрашии и мужестве. В этом кроется угроза со стороны женщины: она не признает его мужчиной в полной мере, потому что ему не хватает жесткости, которая, как представляется, необходима для достижения королевской власти[380]. Хотя правила игры за власть не подразумевают этого, козырь оказывается в руках женщины. Если Макбет отважится совершить шаг к власти, то он заслужит ее полное признание, любовь и восхищение. А это как раз и есть то, от чего зависит слабый мужчина в шекспировской драме, ведь королевская власть в этом gender trouble[381] – самый драгоценный дар, который он должен преподнести своей жене. Он должен доказать, что достоин ее, причем с самого начала становится ясно, что этот будущий король «на мгновение» слишком слаб, чтобы противостоять энергии женщины. Маловероятно, что в итоге он одержит победу. Шекспир представляет нам потенциального правителя, которым на самом деле движет слабость и неуверенность, а потому сильная и решительная леди является необходимым звеном в системе персонажей пьесы.

В то же время леди Макбет выполняет в пьесе еще одну функцию: она действует и говорит как холодный анатом и аналитик власти. Для нее власть как форма абсолютного господства аморальна сама по себе, она не признает и не допускает никаких ограничений в средствах: хорошо все, что помогает достичь цели. В английском оригинале говорится об illness, что можно было бы перевести как «болезнь» (Krankheit), в немецком переводе используется слово «нечестие» (Schlechtigkeit). Таким образом, остаются всего две возможности: либо ограничить власть, поскольку она аморальна, либо пустить злую болезнь на самотек, что, однако, исключает любую возможность морально-этического регулирования. Шекспир разыгрывает эту ситуацию мастерски и радикально: если бы Макбет последовал своей доброте или, возможно, мудрости, пьеса закончилась бы, не успев начаться. Леди Макбет, которая снова выступает в роли аналитика власти, знает, какой ценой удастся довести игру за власть до хорошего для нее конца:

Пусть женщина умрет во мне. Пусть буду
Я лютою жестокостью полна.
Сгустите кровь мою и преградите
Путь жалости, чтоб жизни голоса
Не колебали страшного решенья
И твердости его. Сюда, ко мне,
Невидимые гении убийства,
И вместо молока мне желчью грудь
Наполните[382]

.

Здесь снова возникает аспект рода и пола. Решив взять власть в свои руки вместо сомневающегося мужчины, она лишается собственной половой идентичности. В английском оригинале прямо говорится об этом: играя императивами, она обращается к себе и злым духам, требуя лишить ее женственности – Unsex me here («Пусть женщина умрет во мне»). Отказ от женской гендерной роли позволяет ей взять на себя мужскую роль, от которой поначалу хочет уклониться ее колеблющийся муж. Когда же Макбет принимает свою роль, она отходит в сторону, выполнив свой долг в игре за власть.

В символической смене пола играет роль упоминавшаяся выше метафора грудного молока. Молоко, олицетворяющее материнскую заботу, должно быть отравлено призываемыми помощниками-убийцами, которых она допускает к своей груди (непристойная ситуация), – так что оно теряет свою питательную и животворящую функцию. Замечательная метафора: власть описывается как процесс отравления. Однажды начавшись, он не закончится до тех пор, пока не уничтожит самих его зачинщиков. Отсюда понятно, что инстинкт смерти – почти во фрейдовском смысле – всегда участвует в игре. Это относится и к узурпатору шотландской короны, и к лидеру национал-социалистов, которого, как уже упоминалось, Элиас Канетти не называет в своем эссе, хотя его образ просматривается между строк.

В решающий момент желание абсолютной власти и жизнь становятся взаимоисключающими. Пророческий смысл пьесы заключается в том, что женщина, занимающая место мужчины и призывающая к героическому насилию, впадает в безумие не только потому, что злая игра проиграна, но и потому, что духи тьмы в конце концов разрушили ее изнутри. Жестокость – в этом месте Шекспир использует слово cruelty, имеющее латинскую основу, – наносит ответный удар человеку, который совершил убийство ради власти.