Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

Как и религии, все вышеупомянутые светские идеологии – дискурсы и нарративы – подразумевают этику, которая в своих радикальных версиях почти неизбежно приводит к системному насилию. Речь идет не только об оправдании насилия, но и о формировании человека, обычно мужчины, который должен быть готов к тому, чтобы систематически («криминально») совершать насильственные преступления. Дискурс, в котором жестокость рассматривается как ценность, завершается подавлением и устранением угрызений совести, которые стоят на пути социализации и посвящения в насилие. Как показывает пример Эрнста Юнгера (см. главу 3), суровое отношение к самому себе и освобождение от слабости чувств являются предпосылками безжалостного и жестокого обращения с другими.

Коммунизм, национал-социализм как крайняя форма фашизма и национализма и имперский колониализм включают дискурсы, проложившие дорогу к этике и экономике жестокости. Вместе с тем мы понимаем, что их стратегии и нарративы совершенно различны по своей логике и динамике, равно как и в плане конструирования образа врага. Коммунизм предполагает, вероятно, самую гнусную и изощренную форму такой этики, потому что он не только указывает на врагов вовне, но и сталкивается с ними в собственных границах – в виде отступников, предателей, которые еще не полностью порвали с буржуазными нормами.

II. Сталин

В 1912 году уже немолодой профессиональный революционер взял себе псевдоним и кодовое имя Сталин. Ретроспективно эту речевую маску можно интерпретировать как психограмму, выбранную более или менее самостоятельно и при этом наполненную бессознательным смыслом. Отныне «быть как сталь» – это положительная черта и программа самовоспитания. Позднее это качество станет частью привлекательного национал-социалистического образа человека. Стремление к стальной твердости, очевидно, лежит в основе национал-социалистического соревнования, находящегося в весьма противоречивых отношениях со своим идеологическим противником. В своей речи перед гитлерюгендом[560] на съезде партии в Нюрнберге 14 сентября 1935 года Гитлер, временный союзник Сталина, а впоследствии его противник, сформулировал идеал – быть как крупповская сталь, суровым и непоколебимым по отношению к себе и другим.

С точки зрения теории культуры жестокость – это форма политики, при которой само тело совершенствуется и закаляется, превращаясь в непробиваемый панцирь, от которого отскакивает все, в особенности сочувствие к другим людям. Такая стойкость является не только физической, но и психологической основой, в некотором смысле отправной точкой для этики жестокости, обосновывающей политические преступления Сталина. Как будет показано, связанный с ней нарратив включает три аспекта: (внешний) заговор, угрожающий жизни страны, ситуация постоянного чрезвычайного положения и идея долгого, тяжелого марша в будущее, перефразируя мысль Мао Цзэдуна, верного ученика Сталина. Существует внутренняя связь между выбором псевдонима Сталин и тем фактом, что позднее диктатор инициировал массовые политические репрессии. Наша цель не в том, чтобы представить массовые убийства, расправы над «кулаками» на Украине, уничтожение бывших соратников по революции и ГУЛАГ как проявления жестокости. Скорее, можно показать, что в основе всех этих массовых политических преступлений лежит стальная выдержка, которая не только легитимирует их, но и объявляет их неизбежными и даже обязательными. Напротив, следуя логике системы, всякое снисхождение должно осуждаться как предательство и неудача. Жестокость – это суть сталинизма, а не случайное побочное следствие. Соответствующая этика прописана в сталинском «Кратком курсе истории ВКП(б)», опубликованном в 1938 году. Коллективное убийство трех с половиной миллионов украинских крестьян рассматривается как необходимый технический акт ликвидации «самого многочисленного эксплуататорского класса»[561]. О процессах 1937 года над «извергами из бухаринско-троцкистской банды», «подонками человеческого рода»[562] говорится намеренно лаконично:

Эти ничтожные лакеи фашистов забыли, что стоит Советскому народу шевельнуть пальцем, чтобы от них не осталось и следа. Советский суд приговорил бухаринско-троцкистских извергов к расстрелу. НКВД привел приговор в исполнение. Советский народ одобрил разгром бухаринско-троцкистской банды и перешел к очередным делам[563].