Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

Матроскин фуражку пошил. Велосипед подарили.

Наши дети будут расти на Успенском!

Необычный слон

Кем был для меня Ягуард Николаич?

Учителем?

Наставником?

Нет. ЭУ был вдохновитель. Неиссякаемый Фонтан Идей!

Пару часов общения с ним – и ты получал заряд творческой энергии на несколько дней!

В Японии давно уж культ Чебурашки (там любят всех, кто с широко открытыми глазами). И мало кто знает, что ЭУ был тонким лириком. Когда я однажды случайно прочитал это его изумительное стихотворение, то сразу же поставил в номер журнала «Трамвай».

Теперь оно доступно всем в Интернете. Но почитайте снова!

Необычный слон

Жил-был слон,
Не громадный слон,
А маленький, маленький,
Маленький слон,
Чуть-чуть побольше мышонка.

Одуванчик над ним

В небесах расцветал,
А комар
Вертолётом громадным жужжал.
А трава для него —
Просто лес,
Просто лес.
Просто сразу пропал,
Если в чащу залез.
Все жалели слона:
– До чего же он мал!
А слонёнок об этом,
Представьте, не знал.
Потому что ночь для него была такая же
Синяя-синяя,
А звёзды такие же
Далёкие-далёкие,
Как и для всех больших слонов.

Борис Салибов «Ягуард Николаевич»

На встрече с юными читателями так назвал Успенского один мальчик. Должно быть, от волнения, потому что первый раз говорил с живым писателем.

Эту встречу мы записывали для детской развлекательной радиопрограммы. Я потом спросил Успенского, можно ли оставить «Ягуарда Николаевича»? Он посмеялся и сказал: «Оставь обязательно!» Это потом уже мне пришло в голову, что, скрестив «Эдуарда» с «ягуаром», серьёзным зверем, который врагов не щадит, а «своих» не трогает, мальчик попал в самую точку.

«Ягуард Николаевич» в нашей передаче, конечно же, остался. Я всегда прислушивался к его советам, поскольку считал и считаю Успенского своим учителем. Считал ли при этом он меня своим учеником?.. Если даже и считал, то уж точно не самым лучшим. Когда я уезжал в Израиль, он со свойственной ему прямотой сказал:

– Тебя не жалко! Вот А. – жалко. Такие, как он, появляются раз в десять лет. А может, и ещё реже.

Я не обиделся.

Познакомила меня с Успенским мой тогдашний соавтор Инна Агрон. Она уехала из России задолго до меня. Потом, когда спустя много лет Э. Н. приехал к ней в Бостон, они вместе написали книжку «Бизнес крокодила Гены».

Мы встретились в его мастерской почти полвека назад. Уже были написаны «Крокодил Гена и его друзья», «Гарантийные человечки», «Вниз по волшебной реке», «Дядя Фёдор, пёс и кот»… Это не считая огромного количества смешных стихов, которые с одинаковым удовольствием читали дети и родители. Так что к моменту нашего знакомства Эдуард Николаевич был самым настоящим классиком детской литературы. Но если учесть, что «для детей нужно писать так же, как для взрослых, только немножко лучше», то оговорку про детскую литературу можно и не делать.

Кстати, «классиком» Успенского любовно-иронически называл его преданнейший друг и помощник Толя Галилов.

Как и многие русские классики, Эдуард Николаевич в своей жизни не смог избежать «запойного периода». Когда мы познакомились, этот период у него уже практически заканчивался. Помню, он с гордостью рассказывал про свою маленькую Таню, которая однажды утром заявила ему:

– Папа, ты вчера опять пришёл пьяный, поэтому сегодня должен мне немедленно купить попугайчиков!

С гордостью, потому что девочка пошла в отца: из самой плохой ситуации старалась извлечь максимум пользы! Он и меня пытался этому научить, но я ученик неважный – у меня с максимумом пользы чаще всего не выходит.

Надо сказать, что спиртное никогда не мешало Успенскому быстро думать и принимать самые неожиданные решения.

Однажды в его мастерскую на улице Усиевича, как раз когда Э. Н. был «после вчерашнего», пришла группа иностранных журналистов. Сопровождала их молоденькая переводчица «в штатском», которая, делая свою работу, очень сильно классика редактировала.

Например, Успенский говорит:

– Если меня выпустят к моему переводчику в Финляндию…

А девушка переводит:

– Если Эдуард Николаевич сможет поехать к своему переводчику в Финляндию…

То есть пункт назначения оставался тем же, но смысл, как вы понимаете, несколько менялся.

Однако Успенский, несмотря на изрядное количество выпитого и очень приблизительное владение английским, моментально всё понял. Из последних сил он затеял длиннющую витиеватую фразу:

– Вы, прогрессивные западные журналисты…

Девушка переводит.

– …и от вас во многом зависит, чтобы те передовые идеи… (переводит)

– …которые появляются в мире… (переводит, ещё не подозревая, к чему это ведёт).

– …могли существовать…

И тут классик неожиданно закончил: