Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

– …in our country! (В нашей стране!) – Опустил голову на стол и сделал вид, что спит.

Дом номер восемь по улице Усиевича, в котором это всё происходило, был известным в Москве писательским кооперативом. Многие его жильцы, обласканные властью писатели, Успенского, мягко говоря, недолюбливали. Настолько, что даже несколько раз прокалывали ему шины. Кто-то называл его выскочкой. Кто-то завидовал его популярности. Кто-то негодовал, что не ему, «большому» писателю, а какому-то Успенскому досталась вожделенная мастерская на последнем, чердачном этаже. Кроме того, классик (надо отдать ему должное) на собраниях кооператива и сам часто давал повод для такого к себе отношения, поскольку прямо в глаза говорил товарищам по перу всё, что о них думает.

Особенно доставалось «профессиональным патриотам». На собрании один из них бил себя в грудь и всех убеждал, что для него, настоящего писателя, письменный стол – это вся страна. На что Успенский задал ему вполне логичный вопрос:

– Ну и зачем вам тогда мастерская? Мне она нужна, потому что там будет стоять мой письменный стол, а на нём – моя пишущая машинка, которая сама мне диктует, что печатать!

В литературных кругах эти его насмешки моментально становились, как теперь говорят, мемами. Однажды, когда в Госкино принимали сценарий его нового мультфильма, главный редактор (кажется, это был Даль Орлов) сделал ему замечание:

– Что же это вы, Эдуард Николаевич, так неуважительно разговариваете с писателем N? А ведь он прошёл войну, потерял на ней правую ногу…

И сразу же услышал в ответ:

– Вот поэтому он все свои произведения пишет левой ногой!

Чиновники его побаивались. Знали, что с Успенским лучше не связываться. Когда он с ними воевал, делал это открыто и бесстрашно. Если считал, что дело правое, бился за него до конца.

Я помню, как он судился с трамвайно-троллейбусным парком. Троллейбус, которого он ждал, опоздал больше чем на час. Успенский попросил Толю Галилова собрать справки о своих месячных доходах: гонорары за книжки, за сценарии, за пьесы, за эстрадные монологи… Потом подсчитал, сколько стоит час его рабочего времени. К полученной сумме прибавил ещё деньги, которые были потеряны из-за несостоявшейся встречи – по вине того самого трамвайно-троллейбусного парка…

Когда он писал в соответствующие инстанции свои письма, то копии всегда рассылал в ЦК КПСС, в КГБ, в газету «Правда»… чуть ли не в ООН. Думаю, что все получатели читали их с удовольствием, потому что это тоже были в каком-то смысле произведения искусства.

Иногда он писал их даже в стихах:

– …Если у артистов роли отбирают,
Пускай тогда редакторы и клоунов играют!

Это из письма тогдашнему Председателю Гостелерадио СССР Лапину. Речь шла о придуманной Успенским телепередаче «АБВГДейка». Редактор этой передачи, пользуясь служебным положением, назначила себя её ведущей – вместо Ирины Муравьевой, любимой актрисы Успенского. А клоунов, между прочим, в той «АБВГДейке» играли Александр Филипенко, Владимир Точилин и Семён Фарада – не слабо!

Письмо это, к сожалению, тогда ничего не изменило. Зато потом в книге «Школа клоунов» директора школы Успенский назвал Ириной Вадимовной – в честь Муравьевой.

Перед московской олимпиадой мы случайно встретились с ним в коридорах «Останкино». В то время Успенский состоял на телевизионной службе – руководил мультобъединением в «Экране». По его сценарию была тогда снята знаменитая «Пластилиновая ворона», режиссёрский дебют Александра Татарского.

Так вот, идёт Эдуард Николаевич по останкинскому коридору и улыбается. Говорит:

– Заглянул в приёмную к Хессину (директор «Экрана» – Б. С.). А там две его секретарши сидят и едят. Я их спрашиваю: вы работаете или просто так едите? Они быстро-быстро жуют и отвечают: «Мы работаем, работаем…»

Рассказывает и сам хохочет… Он вообще замечательно смеялся – заразительно и добродушно, совсем не по-взрослому.

С Центральным телевидением и Всесоюзным радио Э. Н. связывали долгие годы сотрудничества.

Ой, сад-виноград,
Каменное здание!
Процветай, Комитет
Радиовещания!..

Эту частушку пели в одной из передач придуманной им «Радионяни». Правда, только один раз: когда передачу повторяли, куплет про Комитет радиовещания вырезали. Почему – трудно сказать. В то время цензура тоже не просто так ела – работала!

В редакциях этого Комитета к нему относились по-разному. В Отделе сатиры и юмора, где по воскресеньям выходила любимая всей страной радиопередача «С добрым утром!», каждый приход Успенского был праздником. Потом здешние редакторы-зубры Наташа Сухаревич, Вета Акимова, Люся Яковлева, Юра Дворядкин, Александр Анатольевич Егоров ещё долго пересказывали друг другу его шутки. Успенский говорил с этими людьми на одном языке: им ничего не надо было объяснять. Скажем, про автора, который каждую неделю приносил в редакцию «весёлые», по его мнению, рассказы, Успенский как-то сказал:

– Напрасно вы их не берете! Всё-таки юмор у него своеобразный – не смешной!