Благодаря этой концепции Делёз и Гваттари смещают основную схему лаканизма, в которой проводится различие между тремя гетерогенными уровнями, соответствующими отношению РСВ (Реальное-Символическое-Воображаемое): в этой схеме приоритет отдается уровню символического, тогда как полюса реального и воображаемого удалены друг от друга, представляясь едва ли не антитезами. Делёз и Гваттари подчеркивают, напротив, реальность воображаемого и буквальный характер высказываний как образов. Искусство радикально преобразует способность воздействовать и испытывать воздействие, «поэтому то, что мы называем искусством или литературой, состоит в симптоматологии реальных отношений, в „захвате сил“, оказывающемся клиникой»[1967]
. Философия в таком случае схватывает выражение сил в формах и пытается оценить таящуюся в них способность, следуя Ницше. Спиноза позволяет Делёзу и Гваттари провести различие между двумя формами индивидуации, соответствующими двум гетерогенным линиям: долготе, которая является экстенсивной и внешней, поскольку относится к состоянию сил и знаков, и широте, которая представляет интенсивный, внутренний уровень, относящийся к аффектам. Именно это двойное отношение между долготой и широтой является конститутивным для индивидуирующей сингулярности, называемой «этостью»». Сущие не распределены по таксономическим схемам, они не занимают клеточек, отведенных разным видам, поскольку на самом деле распределяются согласно собственной интенсивности, то есть своему аффекту. Эта проблематика получает развитие в совместной работе с Гваттари в силу того, что аффекту в их работе придается новое значение, требующее расстаться с лакановскими тезисами, в которых все значение приписывается господствующему Означающему, символическому, но ни в коем случае не аффекту. Соответственно, по Делёзу, аффект – это элементарная частица живого. Так, основываясь на этологических исследованиях, в 1988 году он говорит в «Алфавите» о модусе бытия клеща, который ограничивается тремя аффектами: визуальным стимулом, который заставляет его забираться на вершину ветки, где он оказывается на свету, обонятельным стимулом, заставляющим его падать на добычу, и, наконец, тактильным возбудителем, толкающим его искать ту точку, в которой можно проникнуть под кожу: «Все это вместе – целый мир»[1968].Согласно теории становления Делёза и Гваттари (стать-животным, стать-интенсивностью, стать-незаметным), художественное творчество должно функционировать в качестве захвата сил. Таким образом, они открывают путь, радикально отличающийся от интерпретационной традиции, поскольку «захват сил позволяет заменить отношение формы-материи отношением сил-материала. Соединяя гетерогенные силы, производящие неожиданный захват, произведение связывает создателя и получателя в реальном становлении, которое объясняет мутацию культур»[1969]
. Благодаря этой критике интерпретационного подхода Делёз и Гваттари утверждают радикально имманентную философию. Искусство понимается лишь как одна из многих сил, что противоречит любой концепции, основанной на идее искусства для искусства, то есть искусства, отрезанного от сил, его составляющих[1970]. Эмпиризм, с этой точки зрения, не был для Делёза всего лишь аперитивом, поскольку он оказался устойчивым компонентом его работы, что показывает Филипп Шуле: «Инициатива Делёза состоит в том, чтобы освободить эмпиризм от его комплексов и пользоваться им как машиной войны, как троянским конем против идеализма и рационализма»[1971].Глава 26
Завоевание Запада
Америку за один день не завоюешь. Нужны посредники, проводники. Когда в середине 1970-х годов Делёз и Гваттари впервые ступили на этот континент, американские кампусы уже успели пристраститься к
Лотренже как проводник