Философское сообщество мобилизуется, чтобы показать актуальность философии Делёза. Но инициатором выступает не основная часть академии, для которой Делёз остается прокаженным, а периферия, заграница. По инициативе Эрика Алье проходят многодневные «Международные встречи Жиля Делёза» в Рио и Сан-Паулу в июне 1996 года, материалы которых впоследствии публикуются в виде отдельного издания[2157]
. В Париже Международный коллеж философии проводит в январе 1997 года конференцию «Жиль Делёз: имманентность и жизнь», доклады которой собраны в спецальном номере журналаГлава 29
Дело завершено, дело продолжается
Первые комментаторы
Творчество Делёза и Гваттари продолжило свой путь и после кончины обоих авторов. Его освоение стало лишь интенсивнее, что мы уже имели возможность показать, когда говорили о международной арене. То же самое относится и к французской интеллектуальной сцене. Первые комментаторы их работ начали публиковаться еще до 1995 года, до смерти Делёза. Этот первый круг «учеников», пусть даже само это слово Делёз и Гваттари не признавали, состоял из тех, кто встречался с Делёзом и/или Гваттари или посещал курсы в университете Париж-VIII. Почти во всех этих публикациях, исключая Эрика Алье, основное внимание уделяется одному имени – Делёза, но не Гваттари.
Первая полноценная работа, дающая комментарий ко всему комплексу произведений Делёза, принадлежит Жану-Кле Мартену, которому на момент ее публикации было тридцать три года[2161]
. Он жил возле Мюлуза, в Альткирхе, и никогда не был на лекциях Делёза, прочел его работы в юном возрасте, так что уже в 1988 году решил посвятить свои исследования его философии. Из-за географической удаленности с Делёзом он общается преимущественно письмами, но иногда бывает в Париже, где слушает его вживую.Делёз впервые приглашает его в апреле 1989 года, встреча намечена ближе к вечеру, на улице гроза и темно. Делёз еще не зажег в квартире свет: «Я его в этой темноте не видел. День грациозно превращался в ночь. Мне было трудно его разглядеть, но я слышал его голос, который становился неслышимым в полной невидимости, которую прерывали удары молнии. Для меня это был по-настоящему волшебный момент. Его голос – это был крик»[2162]
. В результате этой встречи они становятся настоящими друзьями, общающимися по почте и телефону. Делёз, похоже, очень ценит в своем друге его отстраненность от парижских тусовок, его уникальность и даже маргинальность; они обмениваются замечательными комментариями, например, по поводу подсолнухов у Ван Гога, о которых пишет работу Жан-Кле Мартен. В начале 1991 года он отправляет Делёзу поздравительную открытку с картиной Ван Гога с подсолнухами, к которой добавляет цитату из Малкольма Лаури о странных подсолнухах, смотрящих в окно. Делёз отвечает ему: «Дорогой друг, открытка прекрасная, как и текст Лаури – вот что такое перцепт! У Кафки странная лошадь смотрит в окно. Я давно не писал вам, поскольку устал от переезда и у меня опять начались мучительные проблемы с дыханием, от которых я еще не избавился, хотя сейчас уже намного лучше. Я сильно продвинулся в последней версии „Что такое философия?“»[2163].Из писем Жиля Делёза Жан-Кле Мартен выбрал одно, которое опубликовал в качестве предисловия к своей книге о его философии. Делёз реагирует на его рукопись, напоминая Мартену о своей привязанности к идее системы в смысле Лейбница, но лишь при том условии, что систему нельзя соотносить с Тождественным, поскольку он стремится определить гетерогенез. Делёз полагает, что Мартен правильно понял определение философии «как творческой деятельности»[2164]
, как и значение вопроса множественности: «Вы очень верно уловили, насколько важно для меня понятие множественности – это самое главное»[2165].