Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография

Юм еще отделяет себя от слишком формалистских, слишком абстрактных теорий общественного договора вроде теории Руссо. Следует не столько обуздать эгоистические страсти, сколько расширить солидарность: «Моральная и социальная проблема состоит в том, как перейти от взаимоисключающих реальных симпатий к реальному целому, которое бы включало в себя сами эти симпатии»[410]. Отсюда возникает теория института, характерная для Юма, который стремится подчинить закон правилу: «Основная идея такова: сущность общества состоит не в законе, а в институте»»[411] Таким образом, философия Юма подразумевает новую концепцию права и новое определение призвания науки о человеке, более открытой для психологических и социальных аспектов.

Это переопределение философии права особенно интересует Делёза. Тематику права в его тесной связи с социальным, права как кодификации юриспруденции, он будет постоянно развивать и вернется к ней в 1988 году в «Алфавите». Для него право является не каноническим ограничением, отрезанным от социума, а непрерывным процессом изобретения: «В этом смысле концепция общества, создаваемая Юмом, весьма сильна. Он предлагает нам критику общественного договора, которую приняли бы не только утилитаристы, но и большинство правоведов, которые выступят против естественного права»[412]. На вопрос Доминика Сеглара, почему он посвятил свою магистерскую диссертацию Юму, Делёз ответил: «Из-за права. Моим истинным призванием было право, философия и право»[413]. В то время его поддержал юрист Морис Орью, для которого институты превалируют над договором. Эта отсылка была для Делёза очень важна и позволяла вписаться в критическую традицию республиканистской мысли, стремившейся ограничить принцип суверенитета. Делёз добавляет: «Я искал своего человека на подготовительном отделении. Алкье – это Декарт, а Ипполит – Гегель. А я ненавидел Декарта и Гегеля»[414].

В том же году, когда вышла его монография о Юме, Делёз публикует в небольшой серии, которую ведет Кангилем, сборник из 66 избранных и представленных им текстов на тему «Инстинкты и институты»[415]. В нем Делёз выражает весь тот интерес, которым в его глазах наделен институциональный аспект, возникающий, по его мнению, как и инстинкт, из одного и того же принципа удовлетворения: «То, что в институте тенденция находит удовлетворение, сомнения не вызывает: в браке – сексуальность, в собственности – алчность»[416]. В этой презентации Делёз возвращается к различию между законом и институтом и опирается на концепцию, которую защищает Юм, – концепцию позитивности, представленной институтом, укорененным в социальном, в отличие от теории естественного права, которая выводит регулирующую позитивность за пределы социального, редуцируя право к его негативному и ограничительному аспекту: «Тирания – режим, при котором много законов и мало институтов, демократия – при котором много институтов, но очень мало законов»[417]. Еще до закона институт навязывает и телу индивида, и социальному телу те модели, исходя из которых может разворачиваться действие и которые наводят Юма на мысль, что «у человека нет инстинктов, он создает институты»[418]. Делёз приписывает Юму идею о том, что споры о человеческой природе связаны с различиями между институтами и инстинктами. Ничто в человеке не зависит от какого бы то ни было естества, все сконструировано, выработано. Человек не рождается субъектом, он им становится.

Таким образом, человек подталкивается к своему будущему, к своей особой вписанности в практику. Даже привычка и повторение участвуют в этом процессе производства. Субъект, субъективность всегда располагаются на полюсе креативности: «Короче, верить и изобретать – вот что делает субъекта субъектом»[419]. В том, что касается метода, Делёз ценит Юма за то, что тот различает трансцендентальную критику, исходящую из убежденности в существовании сущностей, и собственный подход, идущий от имманентной точки зрения. Делёз будет непрестанно следовать за Юмом, учившим всегда оставаться на плане имманентности.