Жил на свете человек. Как мы стали теми, с кем родители говорили не общаться

Я долго терпел все эти издевательства, никому, само собой, не жаловался, ни родителям, ни тем более учителям. Надеялся, что ребятам самим надоест или просто станет стыдно. Ну да, я был настолько смешным и наивным, что верил в это. Вот только моим обидчикам все никак не надоедало: они видели, что меня это по-настоящему задевает, и продолжали свои игрища в том же духе. Я почитал разные публикации на тему травли в школе, но то, что там предлагалось, мне не подходило – к родителям или психологу я твердо решил не обращаться за помощью, я должен был сам решить эту проблему, научиться давать отпор «угнетателям». «Люди с тобой будут обращаться так, как ты позволишь с собой обращаться» – вспоминались отцовские наставления, когда меня переводили в обычную школу.

Огрызаться или драться с кем-то я не хотел. Да и не мог, и вовсе не потому, что был физически слаб, просто я считал это недостойным. Игнорировать дразнилки и обзывалки не получалось, хотя я и пытался изо всех сил, но оставаться невозмутимым и скрывать свои истинные эмоции я тогда еще не умел. Дома после школы по свежим следам я искал и легко находил остроумные и колкие ответы на их «шуточки», а иногда и на месте сразу приходили в голову правильные реплики, но я тут же представлял, как буду их мямлить со своей артикуляцией и какой хохот это у всех вызовет. И я молчал. Но я должен был что-то сделать, как-то остановить травлю.

И не только ради себя, но и ради них самих. Теперь я это тоже знал.

Случай представился сам собой. В конце года в пятом классе учитель литературы задала нам на уроке сочинение на вольную тему. Как она поясняла, написать можно о чем угодно – о своих мечтах или увлечениях, о планах на жизнь, о любимых книгах и героях и т. п. Ну я и написал. Следующий урок литературы стал, можно сказать, переломным для меня и моей дальнейшей жизни. Ольга Николаевна без всяких предисловий назвала по журналу все оценки за сочинение, а потом прочитала вслух мое. Называлось оно «Спасите наши души».

«Жил за свете человек, скрюченные ножки…» – начала читать Ольга Николаевна.

«И ходил он целый век по скрюченной дорожке», – весело подхватил кто-то из ребят, но тут же осекся под строгим взглядом учительницы. Та продолжила читать.

Короче говоря, я написал большое стихотворение в манере Чуковского – о своих чувствах, понятное дело. Там была целая эпопея путешествия героя на корабле, где над ним каждый день смеялись и издевались матросы, не замечая, как сами постепенно превращаются в монстров, пожирающих себя самих и друг друга. Тогда они взмолились небу и океану о спасении.

«Но никто им не помог – Бог уже не слушал,
Как рыдают над бедой скрюченные души»,

– дочитала Ольга Николаевна.

Никто в классе уже не смеялся. Урок закончился, учительница задала домашку, а потом попросила меня задержаться. Она к тому же была нашей классной, и теперь вдруг поняла, что все зашло слишком далеко и нужно принимать меры. Ольга Николаевна попыталась вызвать меня на откровенность, просила рассказать, что происходит в классе. Но я только отнекивался. Оставив безуспешные попытки вытянуть из меня правду, она сменила тему и сказала, что мне обязательно нужно писать, что у меня хороший слог и язык. «Поедешь на районную олимпиаду по литературе? Будешь представлять нашу школу. Это хороший опыт для тебя». Я, не раздумывая, тут же согласился. Это было интересно. Потом я часто участвовал в школьных олимпиадах, и в районных, и в городских, практически каждый год, иногда даже занимал призовые места. Но к истории моих отношений с одноклассниками это уже не имеет отношения.