Жёлтая виолончель

– Всё потому, что ты – приёмыш.

– Я слышал это слово.

– А кем ты хотел бы стать? Что ты хочешь делать?

Зен напряжённо засопел. Ему трудно было представить что-то, отличное от его теперешней жизни. Сухая жёлтая глина, кустики, ржавые трубы и его многорукие сородичи – всё, что он видел на своём веку.

– Ну, хорошо, – нарушил молчание Элемент. – А ты видел когда-нибудь море?

– Я не знаю, что это.

– Тогда закрой глаза и представь себе то, о чем я расскажу. Представь себе огромную сверкающую степь, которая вся сделана из холодной, прозрачной и ласковой воды. Она глубока и наполнена миллионами разных диковин – там есть загадочные звери и травы, там есть блестящие камешки и раковины, и всё это живёт собственной жизнью. Море может быть спокойным и добрым, а может – сердитым и жестоким. Иногда люди собирают из дерева или железа корабли – ну, это такие тарелки, чтобы плавать по морю – но немногие возвращаются обратно. Море, когда злится, может разломать в щепки любой корабль. Только самые упорные и смелые уплывают по морю далеко-далеко и открывают новые земли. Ты хочешь быть одним из них?

– Да… – ответил Зен.

Перед глазами у него всё плыло. Он видел море. Оно было розовым, густым и сладким. Оно шевелило щупальцами и пыталось схватить ими маленький кораблик Зена, но Зен отчаянно грёб руками и быстро плыл вперёд…

– Ты сможешь это сделать, если поверишь мне, – сказал Элемент. – Твой дед – Контомах Зен – был великим человеком. Он плавал по морю вдоль и поперёк, знал все народы, которые живут на нашей земле и даже те, что обитают по ту сторону моря. Его лучшие качества – мужество, ум, выносливость – должны обязательно возродиться в тебе. У тебя хорошая наследственность.

– Но почему меня зовут Зен Бур? – спросил Зен. – Ведь фамилия моего деда, ты говоришь, Зен.

Элемент заворочался внутри бочки, так что металл снова вздрогнул и загудел.

– Это очень просто, – сказал он. – Тебя после смерти твоего отца – страшного пропойцы и психопата, кстати сказать – усыновили Буры. Имени твоего они не знали и назвали по прежней фамилии – Зеном.

Зен снова начал сопеть, пытаясь осознать услышанное.

– Между прочим, – продолжил Элемент, – твой дед был когда-то пожалован от короля – а тогда у нас ещё был король – участком земли метр на метр возле Гусиной скалы.

– А я думал, эта земля – ничья.

– Она твоя, – сказал Элемент. – Ты – единственный наследник. И ещё – твой дед, получив право на эту землю, стал называться де Зеном, потому что все землевладельцы по традиции приписывают к фамилии "де".

– Это всё очень интересно, – сказал Зен, – но что мне делать со всеми этими… необыкновенностями?

– Ты можешь стать таким же знаменитым и мудрым, как твой дед. Когда-нибудь ты обязательно увидишь море и совершишь бесчисленное множество несравненных подвигов. Поверь мне, я знаю. М-м… Мне кажется, что твои часы пробили два…

– Часы? – переспросил Зен, но Элемент не объяснил этого слова.

– Твоя семья садится обедать, – сказал он. – Если ты опоздаешь, останешься голодным, да и мать на тебя обидится… Беги.

Зен кивнул, сказал: "Спасибо" и побежал.

…Он всё-таки опоздал. На дне огромной кастрюли от супа остались только тараканы, плавающие в жирном бульоне, да два лавровых листика.

– Шо, урод, не хватило? – захохотала мамаша, придвинув свою коляску к нему. Колесо коляски проехалось по ноге Зена, и он чуть не закричал.

– Ну, попей какавки, – уже более мягко сказала мамаша и сунула ему в руки стакан с вонючей коричневой какавкой. Её поверхность была покрыта толстой морщинистой пенкой, а сквозь стенки стакана виднелся клок чьих-то рыжих волос.

Зен, стараясь быть вежливым – приёмыш всё-таки – стал с содроганием пить ЭТО. Он чувствовал, что сейчас его стошнит, вывернет наизнанку, а когда в рот проползло что-то мягкое, шевелящееся, он не стерпел и, сморщившись, осторожно выпустил содержимое рта в стакан.

И тут же почувствовал на шее руку мамаши.

– Шо? – загремела она. – Не нравится какавка? Такая хорошая какавка – а он не пьёт. Пей!

– Не хочу, – выдавил Зен. Его мутило.

– Змеёныш поганый, – прошипела мамаша и звонко ударила его поварёшкой в глаз.

Зен слетел со скамеечки и отбежал в угол.

Отчим, до этой поры совершенно неподвижно сидевший во главе стола и посасывавший свою порцию какавки, оторвался от стакана и произнёс:

– Правильно ты его, Лямуш. Нечего тут… человека из себя корчить.

Зен плакал. Он уже не сдерживался – просто не мог. Мачеха же к тому времени совершенно успокоилась. Она подъехала на коляске к своим нарам, переползла на них и закатила глаза – сегодня она собиралась родить ещё десяточек-два зеновых сестёр и братьев. Фасис Бур знал наверняка, что большую часть придётся убить – у пумаров зачастую рождались нежизнеспособные мутанты.

Зен вспомнил другие роды – дня три назад. Тогда убили всех. Отчим свалил шевелящихся мокрых уродцев в мешок и отправился сбрасывать со скалы. Зен подумал, что в какой-то момент он тоже может надоесть своим приёмным родителям. У него были всего две руки, всего одна голова, и, кроме того, он слишком часто подворачивался отчиму под ноги.

Зен боялся попасть в мешок.