Жёлтый фонарь, или Ведьмы играют честно!

Я снова хотела действовать. Не прятаться за спинами других, не выжидать подходящего случая, не придумывать удобные отговорки… Заняться делом. Может, толку от этого и не будет, но я должна была попробовать.

Глава 16. Просто дикари…

Навагрем

С гордостью могу сказать, что в мою честь скоро сложат хвалебную песнь, где будет отважный и сильный герой, в одиночку вышедший на неравный бой с целым племенем воинственных горцев. По крайней мере, та мелочь, которая кормила меня с ложечки ввиду моего теперешнего состояния, клятвенно заверяла, будто сказитель уже придумал целых два куплета вступления и жаждет лично пообщаться со мной для уточнения подробностей. Разумеется, когда разрешит лекарь. А старенький подслеповатый врачеватель уверял, что еще пару полных циклов Руна мне категорически нельзя даже пальцем шевелить.

Достопочтенный Вашшал и предположить не мог, что перевязывает оборотня. В этом племени потомственных овцеводов никогда не слышали о не-людях, разве что в страшных сказках фигурировали бессмертные твари, пожиравшие плоть или сосавшие кровь. Здесь жизнь шла размеренным ходом, который изредка нарушали камнепады, извержения вулканов или набеги соседей. В подобных случаях племя быстро снималось с насиженного места и перебиралось туда, где было спокойнее. И так год за годом, век за веком…

«Мои» пастухи разговаривали на упрощенном языке людей. К слову, именно то, что мы понимали друг друга, и не позволило вождю племени отрезать мне голову, вынуть внутренности, набить живот серой, а затем устроить грандиозный взрыв. Нет, я не преувеличиваю — именно так велел их закон поступать с чудищами из сказок. Правда, еще не вечер…

Жаль, что Маша осталась в Мелосе. Без магического шарика я чувствовал себя неуютно. Он словно был частью дома… Надеждой на то, что в любой момент все может вернуться к норме. Но толку грустить о прошлом? Его не изменишь, как ни старайся.

Отделали меня славно — так, что и Карран схватился бы за голову. Нет, не из сожаления — оборотню стало бы невдомек, как можно позволить избить себя толпе людей, вооруженных костяными ножами? Я тоже поначалу пребывал в недоумении. Лежал на липкой от крови траве, смотрел на медленно ползущие по небу облака и думал — невозможно. И даже вспомнить нечего…

Они были такие смешные! Звериные, не очень старательно выделанные шкуры вместо одежды, деревянные и костяные побрякушки, клочки меха в волосах. Люди, что с них взять… Да, я ни на миг не сомневался, что противники — люди. Почему? От них на сотню чешов несло человечиной, нос оборотня не соврет!

А потом дикари прыгнули. Безо всяких выкриков и подзадориваний, слаженно, словно тренировались действовать вместе с самого детства. Показалось, на меня бросилось одно-единственное существо! Несколько биений сердца — и лежит Няв, непобедимый оборотень, безвольной куклой, из которой торчат переломанные кости да вытекают последние капли крови.

Нет, умирать из-за такого пустяка я не собирался. Не дождутся проклятые дикари! Мы, перевертыши, умеем регенерировать, и даже вырванное сердце способно вырасти заново! На этой оптимистической мысли я отключился. И слава богам, ведь боль с каждым мгновением становилась сильнее, тело отказывалось хоть немного пошевелиться, а от осознания того, что кости могут срастись так, как их оставили дикари, становилось больше чем просто дурно.

Сознание вернулось, когда некто излишне любопытный сунул мне под нос сухую травинку, заставив чихнуть. Сразу же раздался визг, сродни тому, на озерце, и я решил, что зря надеялся на лучшее. Целых рук и ног у меня не осталось, значит, очередная порция ярости выплеснется на органы поважнее.

Прежде, чем снова кануть в темноту забытья, мне удалось расслышать, что именно кричали:

— Папа, папа, живой! Еще живой!

Вылитое на голову ведро холодной воды из священного источника не только показало, что я не нечисть, но также немного смыло успевшую загустеть кровь и привело меня в чувство. А несколько с трудом произнесенных слов, охарактеризовавших спасителей, окончательно уверили пастухов в моей человечности.

Переносить меня в какое-либо жилище не решились. Вождь любезно спросил, не желаю ли я избавиться от мучений, и недвусмысленно похлопал по внушительного вида ножнам на поясе. Полагаю, ужас на моем лице ответил лучше всяких слов. Старый лекарь, по совместительству — шаман, промыл раны, наложил шины, сбрызнул все это наговоренной водичкой, окурил дымом со странным сладковатым запахом и не стал задавать лишних вопросов, пожелав скорейшего выздоровления.

Молодец, врачеватель! В жизни не поверю, будто он не заметил ничего странного, несмотря на почтенный возраст и слабые глаза. Благодаря его молчанию у меня появился шанс выкарабкаться из этой истории. Овцеводы, как мне казалось, не обладали никакими сверхчеловеческими способностями. Они громко радовались и не менее громко ссорились, спотыкались на ровном месте, а уж когда меня переносили в селение! Нет, столь слаженно, как те, первые, пастухи двигаться не могли.