Жёлтый фонарь, или Ведьмы играют честно!

Сраставшиеся кости немилосердно ныли, заживавшие раны зудели так, что хотелось сорвать закрывавшие их тряпки, отрастить когти и чесаться, как пес в период линьки. Еще организм требовал пищи. Не обязательно мяса, хотя с ним выздоровление пошло бы в разы быстрее, но жидкой вязкой субстанции, гордо именуемой молочной кашей, мне явно не хватало. И методика кормления с ложечки не нравилась совсем. Чумазая девчонка лет пятнадцати (первая невеста селения, если верить ее словам) больше болтала, чем ложкой работала, поэтому половина кормежки выливалась на пол.

Чувство постоянного голода я буду помнить долго. Регенерация — штука капризная, без подпитки отказывается работать, а проще говоря — мне предстояло заметно похудеть. И еще было кое-что, приносившее беспокойство…

— Храбрый муж хочет на воздух?

Этот вопрос звучал все чаще с течением времени. Поначалу я дивился: какой воздух, когда хижина проветривается многочисленными сквозняками? Потом сообразил, в чем дело, и, мучительно краснея, постарался простыми словами объяснить, что вовсе не изображаю терпеливого скромника. Не уверен, поверила ли девчонка моим заверениям, однако рядом со мной появился старый щербатый горшок, а навязчивые вопросы прекратились.

Когда Рун встретился с Рунной, селение затихло. Мягкие лучи скользнули в дыру на крыше, осветили мое лицо, заставив вырваться из полудремы и сладко потянуться. Импровизированные бинты затрещали. Я замер. Нет, вроде этот оглушительный в ночной тишине звук никого не разбудил.

Резкое движение оказало губительное действие на повязки. Те из них, которые не порвались, растрепались и ослабли. Вновь зачесались почти зажившие раны, заныли кости. Впрочем, чего греха таить, пусть я не смог бы сейчас противостоять селению, но с движениями проблем не возникало. А боль… ко всему можно привыкнуть, если хочется жить. Поесть бы чего, а то такое ощущение, будто желудок обмотался вокруг позвоночника и начал переваривать сам себя. Да и надбитый горшок нагло скалился с пола, словно напоминая, для чего он там стоит.

Я выбрался наружу, сдавленно постанывая и моля всех богов, чтобы никого из овцеводов в эту ночь не мучила бессонница. Ха, если заметят сгорбленную голую (ну да, из одежды на мне остались только особо крепко примотанные повязки) фигуру, ковыляющую из кустов, не станут разбираться, кого и куда погнала нужда.

Удача мне улыбнулась — никто не заорал: «Бей его!» или «Нежить!». Но по возвращению возникла новая проблема — хижины на вид казались совершенно одинаковыми. И нюх не помогал — нос подсказывал, что во всех домиках в нужном направлении находилось хотя бы по одному человеку. Странно…

Пришлось ориентироваться на запах засохшей крови, которой хватало на осыпавшемся с меня тряпье. Чудно, и в «моей» хижине копошился человек!

Я осторожно приоткрыл травяной полог, приготовившись драпать при малейшей опасности. Прищурился, пряча за ресницами светившиеся багрянцем глаза. И едва не рассмеялся. Моя давешняя «кормилица» настороженно ощупывала опустевшую постель, будто стараясь отыскать между лоскутками ткани хладное тело. Рядом с девчонкой стояла курильница шамана. Наверно, решила, добрая душа, слегка меня подлечить дурманящим дымком, пока взрослые не видят.

— Э-эй, я здесь, — из глотки оборотня трудно выжать ласковые нотки, но она не закричала.

Настороженно пригнулась, рассматривая пол:

— Где? — прошептала, распахивая глаза во всю ширь.

Я мягко шлепнулся на землю, осознав — дикарка ничего не поняла и ищет меня поблизости от проклятого горшка. Едва слышный стон подсказал ей правильное направление. Вот бы еще объяснить свою излишнюю для недавнего полутрупа подвижность…

Как выяснилось, никаких пояснений не требовалось. У девчонки нашлась собственная версия.

Когда я с горем пополам устроился на охапке сена, служившей постелью, и мы вместе кое-как пристроили повязки на приличествовавшие им места, чумазое недоразумение горестно вздохнуло, отбросило волосы с шеи, склонилось ко мне и несмело предложило:

— Выпей меня…

Наверняка ни один кровосос на подобные слова не отвечал сдавленным:

— Чего?

А она продолжала, тихо всхлипывая и подвывая:

— Ты из послушников, я знаю… ты хороший, как наш бог… ты вернешь истинную веру, как говорит пророчество… Пей же! — девчонка сорвалась на крик.

Пришлось зажать ей рот, а то как бы все племя не собралось в желании напоить меня — правда, не кровью, а чем-нибудь вроде раскаленного олова. Одно странно — она не боялась. Оборотни чувствительны к таким вещам.

— Тихо ты, дура…

— Дара.

Мне показалось?

— Что?

— Мое имя — Дара, Подаренная.

Боги, еще одна на мою голову! Не орка, к счастью… И не красавица. Только глупое сердце забилось при упоминании дорогого имени. Странное чувство… и мелочь мгновенно выросла в моих глазах хотя бы до уровня равноценного собеседника.

Я попросил:

— Давай-ка по порядку. Сначала обо мне, затем — про послушников, а потом о пророчестве.

Девчонка была непреклонна:

— Ты должен поесть, воин. Когда наберешься сил, тебе не нужны будут пояснения, — в ее голосе скользила грусть.

— Давай, — вздохнул я.