Жёны Шанго

«Попробуй отвернись от этого…» – с ожесточением подумала Эва, залпом проглатывая воду и выплёскивая при этом полстакана себе на колени. Уже неделю она не могла спокойно спать, раз за разом просыпаясь в холодном поту от чудовищных сновидений. До конца семестра оставались считанные дни, но Эва чувствовала: ждать нельзя. Плевать на экзамены: она должна вернуться домой, в Баию! Сны никогда не лгут.

Неделю назад, когда Эве приснился первый кошмар, она сразу же позвонила тёте и осторожно попыталась выяснить – всё ли хорошо в семье. Жанаина уже несколько дней находилась в Рио и уверила Эву, что дома, в Баие, все живы и здоровы. Ошун должна сниматься в рекламе кайпириньи, до чего же хороша эта малышка, почему её до сих пор не показывают в сериалах? Йанса и Ошосси готовят шоу капоэйры и уже две недели не могут говорить ни о чём другом. Огун звонил на днях, и у него всё благополучно. Оба процветает со своим рестораном и так устаёт, бедная, что даже похудела, а ей это ничуть не идёт. Эшу, как всегда, занимается бог знает чем, но из полиции его, слава богу, выпустили, потому что кому он там сдался, – и не было у них никаких свидетелей, не было! Её сыну не нужен нож, чтобы хорошенько подраться, вот так-то, и пусть полицейские не выдумывают того, чего сами не видели! Шанго… ну, Шанго как всегда. Что с ним можно поделать, мать ему не указ, и полиция не указ, и Огун тоже, и вообще ему на всех плевать! Когда-нибудь это кончится несчастьем, дай бог, чтобы не скоро, она всего лишь мать, и что она может?.. Эва поняла, что и у Шанго всё более-менее в порядке, и почти успокоилась.

И напрасно. Потому что ночью на неё снова обрушился кошмар. Тропический ливень хлестал по лесу толстыми струями, и её брат Шанго стоял на коленях в липкой глинистой жиже. Сквозь визг ветра и грохот дождя Эва слышала его яростное, бессильное рычание. Сизая глина сплошь покрывала голову Шанго, и освободиться от неё он не мог. Его отчаянная ругань перекрывалась торжествующим женским смехом, в котором Эве слышалось что-то неуловимо знакомое. В лесу падали деревья, ревела вышедшая из берегов река. Эва знала: ещё несколько минут – и вздувшаяся вода захлестнёт берег… Поскальзываясь на глинистых отломах, Эва бросилась к брату через сбивающие с ног водяные потоки, но женский хохот с лёгкостью отбрасывал её назад, а река подходила всё ближе… Эва проснулась от собственного вопля в объятиях Даниэла.

Теперь Эва испугалась уже по-настоящему. Беспокоить тётю ещё раз она не стала и вместо этого позвонила Оба. Выяснила, что с Шанго всё хорошо, он в Масейо с какой-то шлюхой, чтоб ему провалиться, ненасытному кобелю, уже и Ошун ему не годна!.. Ошун? Она снимается в рекламе и, слава богу, почти не убивается: ещё не хватало!

– Когда ты приедешь, радость моя, я каждый день вижу тебя во сне! – спрашивала сестра. – Сколько можно учиться, ничего хорошего в этом нет: мне ли не знать! Приезжай, Эвинья, я приготовлю лучшую ватапу на свете! Сходим на капоэйру, полежим на пляже, встретим Дни Йеманжи… Мне так скучно без тебя!

И снова Эва смеялась, благодарила, обещала и старалась спрятать тревожные нотки в голосе. Оставалось позвонить только матери, но Эве было легче умереть, чем сделать это.

Вечером она долго не ложилась. Дождалась, пока уснёт Даниэл, разобиженный её нежеланием заниматься любовью, и осторожно расставила на столе возле постели свечи, сопроводив их бабушкиным заговором. И, почти успокоенная, уснула.

Но ночь оказалась ужасной! Сны накатывали один за другим. Страх то петлёй хватал Эву за горло, то отпускал, заставляя дрожать от льющегося по спине пота. Кошмарные видения сменяли друг друга. Эва видела то Ошун, тонущую на середине жёлтой, бурлящей реки, то Шанго, залитого кровью, то Огуна, лежащего навзничь, неподвижно, с разбитой головой, то Эшу, летящего в пропасть вместе с лавиной камней, то незнакомую негритянку с лицом, обезображенным побоями, со связанными ремнём локтями, то группу чёрных людей, продирающихся сквозь тропический лес с мачете в руках, то незнакомого белого человека с искажённым страданием лицом… Эву спас рассвет, ворвавшийся в комнату со свежим сквозняком и затушивший свечи.