Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно

Ладно, удалимся на жительство в родные края, но и славу постараемся стяжать, пастушествуя и слагая песни. Это производное от героических действий; это новое начинание. Давайте научимся пользоваться пастушьим посохом, и пусть дланью нашей и в этом случае движет сердце, оно ведь побуждало эту длань действовать и мечом! Пастушье дело, а в нашем понимании искусство править, как говорит великий Луис де Леон в «Именах Христа» (книга I, глава IV), состоит не в том, чтобы «создавать законы или издавать указы, а в том, чтобы наставлять и питать тех, кем правят».²⁵³ Наставлять и питать — чем? Любовью и Правдой.

Народ твой назвали умирающим,²⁵⁴ Дон Кихот мой, и назвали те, кто в опьянении недолговечного торжества забывает о превратностях Фортуны, а она на превратности еще щедрее, чем мир, в котором мы живем; и по тем же причинам, по каковым мы менее приспособлены к типу цивилизации, ныне господствующему, завтра мы, возможно, окажемся более приспособлены к новому ее типу. Мир щедр на превратности, а Фортуна щедрее.

Во всяком случае, нужно притязать на славу и бессмертие имени, и не только в наши дни, но и в грядущих веках; не может сохраниться как народ тот народ, пастыри которого, воплощение его разума, не олицетворяли бы собой его исторической миссии, его собственного идеала, который должен быть осуществлен на земле. Эти пастыри должны притязать на славу, пасту- шествуя и слагая песни, и так, завоевывая славу, вести народ к его судьбе. Разве нет в вечном и бесконечном Разуме вечной идеи твоего народа, мой Дон Кихот? И нет небесной Испании, а эта земная Испания не есть ли только образ ее и отражение в жалких человеческих веках?²⁵⁵ Разве не существует душа Испании, столь же бессмертная, сколь бессмертна душа каждого из ее сынов?

На утлых каравеллах наши деды отправились через моря и океаны на поиски Нового Света, спавшего под созвездиями, которых мореплаватели еще не видывали; а что если есть какой‑то Новый Свет духа, открытие которого Бог предназначил нам совершить в ту пору, когда мы, подобно героям Камоэнса, ринемся в плавание по морям, «по коим никогда никто не плавал»,²⁵⁶ на каравеллах, сработанных из древесных стволов, что выросли в лесах нашего народа?

У меня в стране басков говорят, что деды моих дедов, именовавшиеся «промысловиками Бискайского залива», добирались, преследуя китов, до отмелей Террановы (Ньюфаундленда), до того как Колумб постучался в ворота монастыря Рабида.²⁵⁷ Об этом гордо возвещает герб Лекейтио:²⁵⁸ «Reges debellavit, horrenda cete subiecit, terra marique potens, Lequeitio»[51]^. И, преследуя страшных китов, мои предки–китобои, по преданиям, достигали неизвестных дотоле берегов далекой Америки. Более того, есть еще и предание о том, что один баскский мореплаватель по фамилии Андиалотса, что значит «Стыдливейший», был первым, кто сообщил Колумбу о Новом Свете, ибо сам, по великой своей стыдливости, наверное, не отважился совершить это открытие. Страшился славы. Не пророческое ли это обстоятельство? И если славный Андиалотса, мой соотечественник, утратит наконец свою врождённую стыдливость, дождемся ли мы нового Колумба, который открыл бы Новый Дух Испании?

Существует ли испанская философия? Да, философия Дон Кихота. И нужно, чтобы он, наш Рыцарь Веры, Рыцарь нашей Веры, оставил свое копье в козлах, Росинанта в стойле, повесил бы на стену свой меч и, став пастухом Кихотисом, взял бы в твердую руку посох, захватил с собою свирель и под сенью тенистых дубов с их сладчайшими плодами, пока пасутся овцы, опустив головы долу, пел бы, вдохновленный Дульсинеей, мир и жизнь, какими они ему видятся, чтобы, воспевая свою даму, прославить и увековечить собственное имя. И пел бы не столько о том, какими видятся ему мир и жизнь, сколько о том, какими чувствует их его сердце. И пел бы с целью завоевать славу, ибо она была его путеводной звездой, и эту путеводную звезду он оставил нам.

Тот же Нуналварес, герой португальского поэта, скажет вам, что

Молва, что славит гулкою трубой сей жалкий мир, не достигает высей, куда взлетает с песней чиж любой!

Но не слишком доверяйте таким строкам, в них звучит уныние: так‑то оно так, слава летит, улетает за пределы мира, но еще выше взлетает песнь о Любви и Правде.