Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно

Может быть, при звуках этой песни пастуха Кихотиса падут сраженными великаны, притворявшиеся мельницами, смягчатся духом каторжники, и Роке Гинарт распустит свою рать, и умолкнут каноники и суровые священнослужители, и признают стрелки, что тазы в руках у идальго–чудодея становятся шлемами, и все маэсе Педро прекратят свои кукольные штучки, и разверзнутся перед нами глубины пещеры Монтесиноса, и попранная справедливость будет восстановлена во всех случаях, и девицы легкого поведения станут девами, и придет Царство Божие, и на земле восторжествует тот золотой век, разглагольствованиями о коем Дон Кихот смутил и привел в недоумение души пастухов. Следует «разить отважно копьем, несущим свет», а вернее сказать, в то время как пасется стадо под звуки пастушеской свирели, разить мир правдой, разить мир святым словом, которое должно сотворить чудо. Нужно попросить у Аполлона стихов, воззрений — у любви. Главное, воззрений у любви.

Существует ли испанская философия, мой Дон Кихот? Да, твоя философия, философия Дульсинеи, философия, отвергающая смерть, зовущая верить, верить в правду. И эту философию не изучить в университетах, не изложить в понятиях индуктивной либо дедуктивной логики, не извлечь из силлогизмов, не сотворить в лабораториях, ее творит сердце.

Ты вознамерился, мой Дон Кихот, стать пастухом Кихотисом и получить в дар от любви воззрения на мир. Все жизненные воззрения, все вечные воззрения вытекают из любви. Источник мудрости, мой пастух Кихотис, это Альдонса, это всегда Альдонса. Через нее, через твою Альдонсу, через Женщину ты постигаешь все Мироздание.

Разве ты не замечаешь, что твой народ обожествил и обожествляет женский образ, идеальный женский образ, образ Женщины в высшем смысле слова, Деву–Матерь? Разве не видишь, твой народ так поклоняется Ей, что почти забывает о поклонении Сыну? Разве не осознаешь, что он возносит Ее все выше и выше, стремится поставить рядом с самим Отцом, дабы стала равной Ему в лоне Троицы, и Троица перешла бы в Четверицу; а то, глядишь, и отождествляет Ее с Духом, отождествили же Сына со Словом.²⁵⁹ Разве не объявили ее Искупительницей? А что это означает?

Концепция Бога, которая передавалась нам из поколения в поколение, была концепцией не антропоморфической, а андроморфической,²⁶⁰ Бога мы представляем себе не как человеческое существо — homo, а как мужчину — vir; Бог был и остается в нашем сознании носителем мужского начала. Его способ судить и карать людей — суд мужчины; не суд человека, стоящего выше различия полов, а суд Отца. И как возмещение нужна была Матерь. Матерь, всегда прощающая, Матерь, всегда готовая открыть объятия Сыну, когда он спасается от занесенной над ним руки или нахмуренных бровей разгневанного Отца, Матерь, на коленях у которой ищет себе утешения далекое воспоминание о тихом, еще бессознательном покое — заре, предшествовавшей нашему рождению, и о привкусе сладкого млека, которое, как бальзам, проливалось на наши детские сны. Матерь, которая знает только одну правду — прощение, и только один закон — любовь. Материнские слезы омывают скрижали Десяти заповедей. Нашу скудную и несовершенную концепцию Бога–мужчины, Бога с длинной бородой и громовым голосом, Бога, предписывающего правила и выносящего приговоры, Бога — Хозяина дома, Pater familias[52] в римском духе, нужно было уравновесить и дополнить, и поскольку в сущности мы не можем вообразить себе Бога живого и личного, вознесенного не только над общечеловеческими чертами, но и над мужскими, а уж тем более над чертами существа бесполого или обоеполого, рядом с Богом–Отцом мы поставили Богиню–Матерь, ту, что всегда прощает, ибо любит слепой любовью, а потому смотрит в корень вины и справедливо прощает и утешает, — Сладчайшую Матерь, Матерь Божию, Деву–Матерь. Дева–Матерь, Непорочная Дева, — это именно мать, и, будучи женщиной во всем, она остается чистой от всяческой человеческой грязи, дабы от нее исходило божественное дыхание.

Это Дева–Матерь, это Матерь Божия. Это Матерь Божия; несчастное Скорбящее Человечество. Потому что, хотя Человечество и состоит из мужчин и женщин, Человечество — это женщина, мать.^261 И это истинно по отношению к любому человеческому сообществу, любому народу. Толпа — это женщина. Объедините мужчин — и можете не сомневаться: их объединит как раз то, что они получили от своих матерей, женское начало. Несчастное Скорбящее Человечество — это Богоматерь, потому что в Ней, в Ее груди, — вечная и бесконечная Совесть Вселенной. А Человечество, так же как Богоматерь, — чистое, пречистое, незапятнанное,²⁶² хотя мы — каждый мужчина и каждая женщина — рождаемся с пятном первородного греха. Радуйся, Человечество, благодати полное, Господь с тобою!²⁶³