Житие протопопа Аввакума

И паки ин сильник нападе на мя и отгрыз, бьючи, зубами мои руки, и после стрелял по мне из пищали, и божиею волиею на полке порох пыхнул, а пищаль не стрелила. И всяко от него бог меня избавил. Он же навадил иному сильному боярину, Василью Петровичю Шереметеву, за то, что я розбил игру бесовскую: скоморохи и бубны и медведи. И за сие он меня, пловучи в Казань на воеводство, взял перед себя в судно, и много стязався, велел сына своего Матфея, бритую бороду, благословить. И я не благословил братобритца: так меня велел посадить в Волгу и, ругав много, отпустили, протолкавше. И бог меня избавил. Опосле со мною прощался у царя на сенях, и дети ево. И потом паки из двора меня изгнали. Аз же приволокся к Москве и, божиею волею, государь меня велел поставить в Юрьвец Повольской в протопопы. И по государеву указу велели духовныя патриарховы дела ведать, живучи у церкви. Аз же внимах о исправлении людском; людие же одержими пиянством зело и исполнени блудных дел и убийства. Аз же, окаянный, учих словом божиим, а не покаряющихся истинне и от блудных дел престати не хотящих воспящая смирением на дворе патриархове. Оне же рассвирепев на мя собравшеся, человек тысящи с полторы и больши, вытащили меня из патриарховы избы и били ослопьем и кинули замертво под избным углом. И помале приехал воевода, оттащил меня в дом мой, поставил и сторожу, – аз же отдохнув. Людие же ко двору приступают и по граду молва велика, наипаче же попы и жены, которых унимал от блудни, вопят: «убить вора, блядина сына, да и тело собакам в ров кинем». Аз же отдохня, в третий день ночью, покиня жену и дети, ушел к Москве. Духовнику протопопу Стефану показался: и он на меня учинился печален: на што-де церковь соборную покинул? Опять мне другое горе! Царь пришел ночью к духовнику благословитися, меня увидал тут; опять кручина: на што-де город покинул? А жена и дети, и домочадцы, человек с дватцать, в Ерьевце остались, – неведомо живы, неведомо прибиты. Тут паки горе. И после того и жена моя с робяты приволоклась за мною же. А на Москве, на дворе у Ивана Неронова, жили полтора годы*. А сам при духовнике Стефане за духовную ево любовь держался. А на Пожаре* у церкви казанския от писания народ пользовал.