Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

Как перекликаются эти знакомые строки с другими, малоизвестными, из письма поэта князю Петру Вяземскому: «Мы в сношениях с иностранцами не имеем ни гордости, ни стыда… Русский барин кричит: Мальчик! забавляй Гекторку (датского кобеля). Мы хохочем и переводим эти барские слова любопытному путешественнику. Всё это попадает в его журнал и печатается в Европе – это мерзко. Я, конечно, презираю отечество моё с головы до ног – но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство!»

Романтическому знакомству Лизы с Алексеем Берестовым (в «Барышне-крестьянке») невольным образом способствует собака молодого барина.

Итак, переодевшись крестьянкой, семнадцатилетняя Лиза Муромская отправляется в рискованное путешествие: «Лиза вошла в сумрак рощи. Глухой, перекатный шум её приветствовал девушку. Веселость её притихла. Мало-помалу предалась она сладкой мечтательности. Она думала… но можно ли с точностию определить, о чём думает семнадцатилетняя барышня, одна, в роще, в шестом часу весеннего утра? Итак, она шла, задумавшись, по дороге, осенённой с обеих сторон высокими деревьями, как вдруг прекрасная легавая собака залаяла на неё. Лиза испугалась и закричала. В то же время раздался голос: tout beau, Sbogar, ici… (фр. «Тубо, Сбогар, сюда…») и молодой охотник показался из-за кустарника. “Небось, милая, – сказал он Лизе, – собака моя не кусается”. Лиза успела уже оправиться от испугу и умела тотчас воспользоваться обстоятельствами. “Да нет, барин, – сказала она, притворяясь полуиспуганной, полузастенчивой, – боюсь: она, вишь, такая злая; опять кинется”. Алексей (читатель уже узнал его) между тем пристально глядел на молодую крестьянку».

В свою очередь, пытаясь сблизиться с прелестной «пастушкой», Алексей Берестов объявляет, что он, дескать, камердинер барина. Но умница Лиза тотчас уличает его во лжи: «Да как же барина с слугой не распознать? И одет-то не так, и баишь иначе, и собаку-то кличешь не по-нашему».

Да и в «Станционном смотрителе» упомянута домашняя собачка: бедная Дуня, сделавшись «прекрасной барыней», обзавелась и мопсом-«аристократом». Вот как о её приезде рассказывал дворовый мальчик: «Ехала она в карете в шесть лошадей, с тремя маленькими барчатами и с кормилицей, и с чёрной моською». Да, маленькие любимицы сопровождали важных своих хозяек повсюду: в дальних путешествиях, в поездках к родным и соседям.

В «Капитанской дочке», последнем пушкинском романе, есть эпизод, посвящённый собачке, и собачке поистине исторической, – ведь хозяйкой её была… сама Екатерина Великая.

Героиня романа Маша Миронова приезжает в Царское Село, где находился тогда двор, искать высокого покровительства и хлопотать о судьбе своего несчастного жениха: «На другой день рано утром Марья Ивановна проснулась, оделась и тихонько пошла в сад. <…> Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева. Вдруг белая собачка английской породы залаяла и побежала ей навстречу. Марья Ивановна испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздался приятный женский голос: “Не бойтесь, она не укусит”. И Марья Ивановна увидела даму, сидевшую на скамейке противу памятника».

Поэт, несомненно, видел портрет Екатерины II кисти Боровиковского: художник запечатлел императрицу на прогулке в Царскосельском парке (и как раз напротив памятника!) с любимицей-левреткой. Известны два варианта портрета: первый, написанный при жизни государыни в 1794 году, где Екатерина II изображена на фоне Чесменской колонны, воздвигнутой в честь победы русского флота в Чесменском сражении, и второй – авторское повторение, – созданный в начале XIX столетия, где её величество предстаёт на фоне Кагульского обелиска, возведённого в честь побед над турками графа Румянцева. Много позже знаменитый гравёр Николай Уткин создал прекрасную гравюру (по последней картине художника), вмиг обретшую популярность. Её-то, вероятней всего, и мог видеть Александр Сергеевич.

Но в пушкинском романе говорится о собачке «английской породы», тогда как левреток относят к малым итальянским борзым. Неужели поэту была ведома и такая историческая тонкость, как присланная из Англии в дар русской царице пара левреток?! Отсюда и «собачка английской породы».

Так откуда же родом левретки – из Туманного Альбиона или из солнечной Италии? Правда, знатоки породы утверждают, что родословная этих собачек берёт начало в Древнем Египте, где левретки резвились во дворцах фараонов. А доказательством тому – археологические находки, сделанные при раскопках гробниц в Долине царей, – хрупкие мумии собачонок, столь обожаемых некогда могущественными фараонами.