Поначалу перспективы виделись радужными. Вот и Надежда Осиповна сообщает дочери о поездке сына-жениха в Полотняный Завод: «Он очарован своей Наташей, говорит о ней как о божестве, он собирается в октябре приехать с ней в Петербург… Он мне рассказывал о великолепном имении старого Гончарова, он даёт за Наташей 300 крестьян в Нижнем… Малиновские говорят много хорошего о всей семье Гончаровых, а Наташу считают ангелом».
Тогда, весной 1830-го, от решения Афанасия Николаевича зависело: быть ли свадьбе, выделит ли он внучке приданое?!
Гончаров-старший расщедрился и выделил своей любимице часть одного из своих поволжских сёл в Нижегородской губернии. Сделал даже «рядную запись», но дорогой подарок остался лишь… на бумаге.
«Дедушка свинья, – гневался Александр Сергеевич, – он выдаёт свою третью наложницу замуж с 10 000 приданого, а не может заплатить мне моих 12 000 – и ничего своей внучке не даёт».
И как необычно соотносится с этим резким, но справедливым отзывом поэта письмо самого Афанасия Николаевича, отправленное Пушкину уже после замужества внучки: «Милостивый государь Александр Сергеевич!.. Как я сказал, что нижегородское имение отдаю трём моим внукам, Катерине, Александре и Наталье, так и ныне подтверждаю то же… Аще обстоятельства мои поправятся и дела примут лучший оборот, не откажусь сделать всем им трём прибавку и пособие. Прося вас продолжения добрых ваших о мне мыслей и родственной любви, с почтением моим пребыть честь имею ваш, милостивый государь, покорный слуга Афанасий Гончаров».
Увы, благие намерения дедушки так никогда и не исполнились…
А ранее, своей «детородной» Болдинской осенью Пушкин-жених просит друга Плетнёва: «Скажи ему (Дельвигу), пожалуйста, чтоб он мне припас денег; деньгами нечего шутить, деньги вещь важная…»
Счастье, что батюшка Сергей Львович поспешил сыну на помощь, отписав ему нижегородское сельцо Кистенево. Пришлось то сельцо вместе с крепостными заложить в Московском Опекунском совете, что разместился в прекрасном доме, творении Жилярди, что на Солянке. А в журнале городской сохранной казны осталась запись: «10 класса чиновнику Александру Сергеевичу Пушкину под деревню выдано января 29 дня 40 000 рублей». (Ровно за шесть лет до трагедии… Но мог ли помыслить о неведомом роковом дне поэт, обуреваемый хлопотами и надеждами на скорое счастье?!) Две из тех полученных сорока тысяч тотчас уходят на погашение прежних долгов.
Спасибо Николаю Лазареву, экзекутору канцелярии Опекунского совета, что сообщил приятелю о встрече с Пушкиным: «Зала Опекунского совета доставила мне с ним знакомство, и он был приветлив и мил во всей силе слова». Настроение у поэта-жениха было прекрасным!
Всего за два дня до свадьбы Пушкин пишет в Петербург Плетнёву: «Через несколько дней я женюсь: и представляю тебе хозяйственный отчёт: заложил я моих 200 душ, взял 38 000 – и вот им распределение: 11 000 тёще, которая непременно хотела, чтоб дочь её была с приданым – пиши пропало. 10 000 Нащокину, для выручки его из плохих обстоятельств: деньги верные. Остаётся 17 000 на обзаведение и житие годичное. В июне буду у Вас и начну жить en bourgeois (
Как и полагал знаток человеческих душ Александр Сергеевич, деньги, что были даны взаймы будущей тёще на приданое дочери и на свадебные расходы, он так и не получил.
Являлись новые препоны. «В самый день свадьбы она (Наталия Ивановна), – рассказывала княгиня Екатерина Долгорукова, подруга невесты, – послала сказать ему, что надо ещё отложить, что у неё нет денег на карету или на что-то другое. Пушкин опять послал денег».
Но и после женитьбы безденежье не отступило, а продолжило терзать Пушкина с ещё большей силой. Вскоре после свадьбы он сетует Нащокину: «Женясь, я думал издерживать втрое против прежнего, вышло вдесятеро». Как подсчитал сам Пушкин, расходы на квартиру, кухню, лошадей, театр и платья равнялись за год тридцати тысячам рублей.
Вечное мучительное беспокойство, уже не за себя, а за благополучие жены и детей, дальним эхом пробивается сквозь напластования времён.