Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

Письма московскому другу Нащокину: «Холера прижала нас, и в Царском Селе оказалась дороговизна. Я здесь без экипажа и без пирожного, а деньги всё-таки уходят. Вообрази, что со дня нашего отъезда я выпил одну только бутылку шампанского, и ту не вдруг»; «Наталья Николаевна брюхата – в мае родит. Всё это очень изменит мой образ жизни; и обо всём надобно подумать. Что-то Москва? как вы приняли государя и кто возьмётся оправдать старинное московское хлебосольство? Бояра перевелись. Денег нет; нам не до праздников. Москва – губернский город, получающий журналы мод»; «Дома нашёл я всё в порядке. Жена была на бале, я за нею поехал – и увёз к себе, как улан уездную барышню с именин городничихи. Денежные мои обстоятельства без меня запутались, но я их думаю распутать».

И письма жене. В долгих своих путешествиях тревога за неё, оставленную почти без средств, не покидает поэта: «Живо воображаю первое число. Тебя теребят за долги, Параша, повар, извозчик, аптекарь… у тебя не хватает денег, Смирдин перед тобой извиняется, ты беспокоишься – сердишься на меня – и поделом»; «И как тебе там быть? без денег… с твоими дурами няньками и неряхами девушками… У тебя, чай, голова кругом идёт»; «Меня очень беспокоят твои обстоятельства, денег у тебя слишком мало. Того и гляди сделаешь новые долги, не расплатясь со старыми»; «Две вещи меня беспокоят: то, что я оставил тебя без денег, а может быть, и брюхатою. Воображаю твои хлопоты и твою досаду… Не стращай меня, жёнка, не говори, что ты искокетничалась; я приеду к тебе, ничего не успев написать, – и без денег сядем на мель. Ты лучше оставь уж меня в покое, а я буду работать и спешить. <…> Коли царь позволит мне Записки, то у нас будет тысяч 30 чистых денег. Заплатим половину долгов и заживём припеваючи».

Пушкин умоляет свою Наташу, чуть ли не заклинает её немного потерпеть, и вот оно – вожделенное богатство!

«Ты баба умная и добрая. Ты понимаешь необходимость; дай сделаться мне богатым – а там, пожалуй, и кутить можем в свою голову»; «Дай, сделаю деньги не для себя, для тебя. Я деньги мало люблю – но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости».

Пушкинское письмо-исповедь. Поэтические грёзы бегут от меркантильных забот. «А о чём я думаю? Вот о чём: чем нам жить будет? Отец не оставит мне имения; он его уже вполовину промотал; Ваше имение на волоске от погибели. <…> Писать книги для денег, видит Бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода, а верного расхода 30 000. Всё держится на мне да на тётке. Но ни я, ни тётка не вечны».

Послание к жене сохранило невесёлые раздумья поэта в том сентябрьском дне 1835-го в отчем Михайловском, где муза всегда была столь благосклонна к нему… И как созвучны тревоги поэта душевному строю его героя: «Неприятно было Чарскому с высоты поэзии вдруг упасть под лавку конторщика; но он очень хорошо понимал житейскую необходимость и пустился с итальянцем в меркантильные расчёты. Итальянец при сем случае обнаружил такую дикую жадность, такую простодушную любовь к прибыли, что он опротивел Чарскому…»

«Коммерческие проекты» Пушкина

Удачи финансовые редки, а неудачи – сплошь и рядом. Неприятный случай приключился однажды с Пушкиным в Петербурге в Английском клубе, о чём он со всей откровенностью признавался супруге: «Не дождавшись сумерков, пошёл я в Английский клоб, где со мною случилось небывалое происшедствие. У меня в клобе украли 350 рублей, украли не в тинтере, не в вист, а украли, как крадут на площадях. Каков наш клоб? перещеголяли мы и московский!»

Тем же днём – 30 апреля 1834 года – помечено новое письмо с опровержением прежней новости: «Я писал тебе, что у меня в клобе украли деньги; не верь, это низкая клевета: деньги нашлись и мне принесены».

Так ли? Нашлись ли пропавшие деньги? Скорее всего, он посовестился, что расстроил свою Наташу, и поспешил её успокоить, – та самая ложь во спасение.

Весна 1834-го выдалась для Пушкина неспокойной: пришлось взять на себя управление нижегородским имением. «Обстоятельства мои затруднились ещё вот по какому случаю, – делится он с Нащокиным – На днях отец мой посылает за мною. Прихожу – нахожу его в слезах, мать в постеле – весь дом в ужасном беспокойстве. Что такое? – Имение описывают – Надо скорее заплатить долг – Уж долг заплачен. Вот и письмо управителя – О чём же горе? – Жить нечем до октября – Поезжайте в деревню – Не с чем – Что делать? Надобно взять имение в руки, а отцу назначить содержание. Новые долги, новые хлопоты. А надобно: я желал бы успокоить старость отца и устроить дела брата Льва…»

Вот и сетования Надежды Осиповны, донесшиеся до Варшавы: «Наши дела по Болдину до сих пор идут так скверно, что у Сергея голова кругом ходит, а я как на иголках. Главное – получить деньги…» – пишет она дочери.

Пушкин не жалуется на трудности, лишь, подобно врачу, констатирует симптомы: поистине, вдохновение и хозяйственные расчёты – «две вещи несовместные». Частые письма жене летят тем летом из Петербурга в Полотняный Завод: