Читаем Животный мир Индии и человек полностью

По всей вероятности жизнь на равнинах для них куда легче, поскольку почти всегда можно раздобыть фрукты и съедобные листья в джунглях, и посевы в полях более доступны. Вороватые обезьяны иногда преследуют, путешественников, отдыхающих на привале. Мой друг остановился в парао или на станции[23], где манговая роща предоставляла благодатную тень, и во время отдыха стал невольным зрителем маленькой комедии. Отдельно от других один индус готовил свою вечернюю трапезу. В горшке над огнем варилась бобовая похлебка, в то время как он замешивал тесто и пёк свои каждодневные пшеничные лепёшки. После того, как каждая лепёшка снималась со сковородки, её втыкали ребром в тлеющие угольки, пока она не испечётся, а затем складывали в стопку. Всё было готово, и индус повернулся, чтобы расставить горшочек с гхи[24] и сосуды с водой, и позвал своего спутника к столу. Пока он стоял спиной к костру, крупная обезьяна спрыгнула со свисающей над ним ветви, схватила стопку лепёшек и в мгновенье ока исчезла из виду. В то время выпекание хлеба было делом почти ритуальным, требующим значительного труда, и индус был чрезвычайно разгневан, получив, вдобавок, по лицу горячей лепёшкой, которую обронила обезьяна, неловко сжимавшая в руках свои трофеи. Затем подошёл его спутник и стал ругаться тоже, но обезьяна ответила им гораздо более крепкими ругательствами, раздражённая жаром своей добычи, которую она, однако, решительно не хотела выпускать из рук. Станционный смотритель заверил моего друга, что такой ловкий трюк обезьяна проделывала очень часто, поскольку это была совершенно особенная обезьяна, «такая же хитрая, как банья[25] (или торговец) и такая же отважная, как туг[26] (разбойник с большой дороги) – настоящий дьявол в обезьяньем обличье». Несмотря на это ни он, ни ограбленные путешественники никогда не принимали никаких мер против вороватой обезьяны.

Может быть в «передовой Индии» со временем откажутся от защиты обезьян, но до сих пор отсутствуют признаки изменения отношения к ним среди местного населения. В апреле 1886 года в высокоразвитом, цивилизованном и космополитичном городе Бомбее один уважаемый и зажиточный индус, едва не лишился всех социальных привилегий своей касты и был подвергнут остракизму, более полному, чем могли бы себе вообразить граждане древнегреческих Афин или члены Ирландской Земельной Лиги[27] из-за того, что он, как говорили, позволил полицейскому офицеру-европейцу пристрелить надоедливую обезьяну из окна своего дома. Полицейского позвали местные жители, чтобы избавиться от назойливого животного, смерть которого, по правде говоря, они восприняли с большим облегчением, несмотря на то, что убийство запрещено, если строго следовать букве закона. Правительственные чиновники стараются не ранить чувства людей, когда дело касается как обезьян, так и павлинов, деликатесный вкус которых иногда не может удержать от преступления голодного человека низкой касты.

Сборщик налогов и мировой судья одного из округов Индии как-то раз возвращался в лагерь после охоты. На дереве, по другую сторону Гангского Канала[28], вдоль которого он шёл, сидела обезьяна. Животное, как ему показалось, находилось вне досягаемости выстрела, и мой друг просто так, от нечего делать, направил ружьё в сторону обезьяны и выстрелил с намерением только пугнуть её, но, к его ужасу, обезьяна, сраженная выстрелом наповал, бездыханная свалилась с дерева. К счастью, поблизости никого не было, и ночью этот почтенный судья, чьё слово было законом для всей округи, украдкой, в одиночку с фонарём, сделав большой круг, перешёл по ближайшему мосту на другой берег, чтобы найти свою жертву. Но найти её было совсем нелегко, и он на своей шкуре в полной мере испытал чувства убийцы, пытающегося скрыть свидетельства своего преступления. Ему успешно удалось найти тело, и, вернувшись в лагерь, он дал зарок никогда больше не направлять оружие в сторону обезьян. Другой мой друг имел соседа – индуса-садху, глубоко религиозного человека, местного святого с большим авторитетом, чья хижина была прибежищем не только разного рода мошенников и прочих сомнительных личностей, но и большой ватаги обезьян, которую подкармливали посетители. Обезьяны устраивали опустошительные набеги на сад моего друга, вследствие чего он сгоряча пригрозил пристрелить их. Садху собрал всю свою волю в кулак и наложил такое же страшное проклятие на англичанина, какое Архиепископ Реймский наложил на галку[29]. Он был исполнен благочестивой радости, когда мой друг заболел и впал в уныние после его выздоровления.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство