– Ладно. Пойдём, расскажешь, – женщина тяжело ступила на порог.
Они зашли в дом. Антон усадил Веру на диван, закутал в плед, надел на ноги толстые шерстяные носки. Пока вскипал чайник, сбегал к машине, принёс забытый впопыхах портфель. Вернувшись, налил две чашки чая и сел на пол против Веры.
– Знаешь, я часто представлял себе этот разговор. Думал, что скажу и как… И чем дольше я думал об этом, тем больше запутывался и откладывал. Каждый раз я говорил себе: вот сейчас покончу с одним, разберусь с другим, завершу третье и тогда… Но причины отсрочек не заканчивались, а события развивались так бурно и непредсказуемо, что я не решался делать признания. Всё мне казалось неоконченным, незавершённым… каким-то неокончательным. Я был не готов. – Антон провёл рукой по жёсткому затылку. – И я очень боялся потерять тебя, Вера. С самого первого дня.
Женщина слушала не перебивая. Её лицо освещалось слабым светом настольной лампы, заменявшей отсутствующую на небе луну.
– Ты многое про меня узнала, но не всё. Конечно, ты вправе делать свои выводы. Я только хочу, чтобы ты знала: с тобою я всегда был честен, и в действиях моих не было не лжи, не злого умысла. Всё что происходило со мною, вокруг меня в последние три месяца, было неожиданным, неоднозначным для меня самого. Арест Черпака, о котором я узнал постфактум, встреча с Перцевым, знакомство с профессором Сидоренко… Когда я понял, что за моей спиной ведётся двойная игра, я стал копать сам и докопался до того, что не должен был знать ни при каких обстоятельствах. До последнего я верил, что можно найти разумное решение, что чернавский никель можно добывать без ущерба для природы и людей, с минимальными рисками, в обычном режиме. Но теперь понял: нет, нельзя. В том числе и потому, что слишком хорошо знаю внутреннюю кухню проекта и принятые в компании методы.
– Тогда почему же продолжаешь работать? Почему ты до сих пор там? – с болью в голосе произнесла Вера.
– Уже нет. Сегодня я написал заявление. Я разрываю контракт, – Антон сжал её руки. – Вера, я приехал к тебе со всем, что у меня есть. Здесь, – он кивнул в сторону портфеля, – всё моё имущество, все мои козыри и алиби. Мне нельзя возвращаться домой.
– Это опасно? – испугалась Вера.
– Да. И поэтому тебе лучше уехать на время отсюда.
– Но я-то здесь при чём?
– Они всё знают про тебя. Моя жена… бывшая жена, организовала слежку за мной. Они могут приехать сюда в любой момент.
– Про жену ты тоже ничего не говорил, – сухо заметила Вера. – Если бы я знала…
– Мы с ней давно не живём вместе. Наш брак мёртв. Сегодня я подал на развод.
Антон, не отрываясь, смотрел на Веру.
– Всё равно я никуда не поеду!
– Вера, послушай. Я хочу, чтобы ты уехала в Грецию, – он взял её за тонкие щиколотки, торчащие из шерстяных носков. – Помнишь, ты мечтала пожить на острове? Поезжай! Я всё организую за час.
– А ты?
– А мне надо доделать одно важное дело.
– Какое?
– Я обещал профессору Сидоренко обнародовать степень опасности проекта, если мне не удастся выйти из «красной зоны». Мне не удалось.
– И ты сделаешь это? – её глаза зажглись надеждой.
– Завтра, в прямом эфире. Это последнее, что держало меня до сих пор в компании. – Взгляд Антона был полон решимости.
– Значит, это не ты приказал арестовать Черпака? – с мольбой в голосе переспросила Вера.
– Нет, не я. Меня не было в городе, когда всё произошло. Но потом в руки мне попала одна запись… В общем, это я нанял адвоката, который вытащил Черпака из тюрьмы. Только никто об этом не знает… кроме тебя. Но люди Новикова заподозрили неладное, и теперь идут по следу. Вера, я очень прошу, давай уедем! У меня есть деньги, мы можем начать всё с начала. Ты мне веришь?
– Зачем я тебе нужна, Антон? – женщина отвела взгляд. – Подумай сам: мне сорок семь, тебе тридцать пять. Я не смогу родить тебе детей. Через десять лет я буду старухой.
– Глупая, – Антон обнял любимую за плечи, она не сопротивлялась, – ты никогда не будешь старухой. Просто не сумеешь! Так и останешься смешной девчонкой, какая ты есть. Фантазёркой, живущей между сном и явью… За это я тебя и полюбил. И люблю, – он сглотнул застрявший в горле комок и провёл пальцем по её щеке. – А дети… вокруг столько детей, которым нужна любовь, забота, защита, что не хватит и жизни обогреть хотя бы немногих из них.
…Ночь была безлунной и беззвучной. Весь мир словно вымер, даря им возможность побыть вдвоём, в абсолютном и чистом уединении, не нарушаемом ни ночным лаем Диогена, ни тревожным светом луны, ни тягостным присутствием невысказанных слов, невыплаканных слёз. Так и уснули рядом, вытянувшись плечо к плечу на узком диване, не раздевшись, не заперев дверь. Антон крепко сжимал в объятьях потеплевшую Веру, Вера тихо дышала во сне…
***