Живые и мёртвое

Так и «Что делать?» регулярно ссылаются на Брехта. Брехт говорил о том, что нужно свести к минимуму форму, отвлекающую от содержания произведения. «Что делать?» тоже стремятся к минимализму внешней стороны. Но, в отличие от Брехта, у них нет внутренней стороны, нет содержания произведения. Невозможно испытать сочувствие к их ходульным персонажам. Дело, конечно, в том, что у авторов нет таланта Брехта. И «коллективная практика» тут не поможет, если каждый отдельный участник — дурак и бездарь. Совсем не обязательно, что формы сценического искусства, созданные Брехтом, уместны сейчас. В любом случае, их бездумное копирование, однообразное повторение говорит о творческой несамостоятельности и несостоятельности «Что делать?».

Да и невозможен талант в среде, живущей по законам совриска и фестивалей: эти законы — сугубо буржуазные, рыночные, по ним «художник» — производитель товара неизбежно вовлекается в отчаянную конкуренцию. Выиграть он может, лишь сильнее остальных ошарашив публику, ведь она настолько примитивна, что ищет только острых ощущений, а не мысли. Для поверхностного взгляда не нужно содержание, нужна изощренная форма, которой задним числом приписывают содержание. Одним из вариантов этого формального подхода может быть и нарочитое якобы отсутствие формы, отсутствие ради отсутствия, на самом деле еще сильнее подчеркивающее бессодержательность «творения». Своим «протестом» «Что делать?» не создают иного кино, иную традицию, разрушающую гегемонию буржуазного порядка и тем самым приближающую освобождение. «Творческий авангард» остается частью Системы.

Если у «художников» из группы «Что делать?» мы не находим художественности, может быть, мы найдем у них рекомендации к действию? Произведения Чернышевского и Ленина, к которым отсылает название «творческой группы», давали план действия революционным кружкам. Если действительность, которую пытаются изобразить «художники», так плоха, значит, нужно с ней бороться. Намекните, что делать, «Что делать?»!

Намекают. Слепленные ими образы революционеров (коммунист из «Перестройки» и левый активист из «Башни», которого исполняет тот самый поэт Арсеньев из общежития) так же топорны и неубедительны, как и другие персонажи. В «Белградской истории» мертвые партизаны из 1940-х годов провозглашают будущую победу коммунизма, призывают искать новых партизан, призывают угнетенных к единству, обывателей — к борьбе. Это выглядит нелепо. Ибо идеалы партизан никак не объясняются, об их подвигах не рассказывается. Авторы считают, видимо, что в Югославии у всех это от зубов отскакивает. Скорее нужно сказать, как об стенку горох. Тем более — в России (впрочем, на русский язык фильм, кажется, не переведен; он снят на сербском и снабжен английскими субтитрами). Снимать такое кино — это то же, что в наших условиях раздавать рабочим листовки у проходной: якобы антибуржуазно, а на деле — совершенно бесполезно. Эти поющие партизаны в смысле достоверности ничем не отличаются от расстреливающих всех налево и направо евреев-комиссаров из современных антиреволюционных поделок.

Мертвые югославские партизаны провозглашают то, что забыто, заплевано. Мещанская деградация советских режимов и 25 лет последующей оголтелой буржуазной пропаганды и откровенного разрушения образования — это не шутка. Без предварительной контрпропаганды и обучения эти образы будут абсолютно непонятны, не вызовут сочувствия. Чтобы восстановить эту память, нужно очень наглядно, усердно, простите, разжевывая, показывать, кто такие эти партизаны, за что они боролись, в чем их подвиг и т.д. Но ведь тут требуется именно интеллектуальная работа авторов. «Что делать?» это неинтересно. Они слепили из того, что было: хорошие несчастные люди, торжествующие злодеи, героические предки — вот и вся недолга.