Жизнь Аполлония Тианского

Теперь, государь, пора ответить на обвинение касательно Ефеса и тамошнего исцеления, а египтянин пусть сам судит, есть ли тут что в пользу обвинения. Право же, обвинение такое, как если бы это у скифов или у кельтов где-то на Истре или на Рейне был город ничуть не хуже ионийского Ефеса, да притом еще и укрепленный против тебя мятежными варварами, и если бы погибал этот город от морового поветрия, а Аполлоний бы явился туда целителем! Впрочем, у мудреца и тут найдется оправдание, ежели только желает полководец одолеть врага мечом, а не заразою, — но мы-то с тобою, государь, никаким городам не хотим погибели, и уповательно не узрю я более такой напасти, чтобы недужные кончались даже во храмах! Однако же нет нам дела до дикарей и до их здравия, ибо они нам даже и не союзники, а злейшие враги, но неужто кому захочется отнять спасение у Ефеса? У Ефеса, чьи обитатели произошли от чистейшего аттического корня, у Ефеса, который процвел, превзойдя все города, сколько их ни есть в Ионии и в Лидии, который простерся в море[355], ибо земли, на коей был он заложен, ему не достало, который богат ученостью, полон философами и витиями, от коих и сила его, ибо не конницею могуч сей город, но несчетным множеством приверженных мудрости горожан, — так неужто найдется, по-твоему, хоть один мудрец, который бы не постарался для такого города елико возможно? Да притом, ежели помнит этот мудрец, как Демокрит избавил некогда Абдеру от чумы[356], да ежели знает о Софокле Афинском, который, сказывают, заговорил не ко времени повеявшие ветры[357], да еще слыхал и об Эмпедокле, как остановил он грозовую тучу[358], дабы не разверзлась она над жителями Акраганта!

Обвинитель меня прерывает, — слышишь, государь? — и говорит, что винят-де меня не в спасении ефесян, но в том, что я заранее напророчил им моровую язву, а это-де для мудрости непосильно и похоже на чудо, так что не явилась бы мне столь великая истина, не будь я колдуном и злодеем. Как тут оправдаться даже и Сократу, который сам объявлял, что познания его — от демона[359]? Как оправдаться обоим ионянам — Фалесу и Анаксагору, — из коих один предсказал богатый урожай маслин[360], а другой — многие небесные напасти[361]? Неужто пророчества их были колдовскими? По различным обвинениям приходилось им отвечать суду, однако же никто и никогда не винил их в колдовстве за пророческий их дар — да над такими обвинениями только посмеялись бы! Даже в Фессалии, где о женщинах злословят, будто они хоть луну с неба утащить сумеют, никто не поверит подобным изветам на мудрецов.

Как же сумел я угадать грядущую на ефесян напасть? А вот как. Ты уже слыхал, что не ем я обычную пищу, но кормлюсь по-своему, легче и слаще иных чревоугодников, — об этом было говорено еще в самом начале. Таковая пища, государь, сохраняет чувствования в некоей несказанной прозрачности, не допуская их помутиться никакою нечистотою и позволяя разглядеть, словно в ясном зерцале, все сущее и грядущее. Потому-то и не станет мудрец дожидаться, пока дохнет заразою земля или — ежели погибель идет сверху — повеет гнилостью воздух; нет, узнает он беду еще за воротами — после богов, однако же прежде многих людей, ибо боги постигают грядущее, люди — сущее, а мудрецы — предстоящее. Что до причин мора, то о них, государь, ты допроси меня наедине — принародно о них говорить нельзя, тут дело похитрее. Вот и выходит, что только пища вроде моей дает чувствованиям превеликую остроту и силу предугадать наиважнейшие и предивные происшествия. Найти доказательства словам моим возможно как умозрительные, так и действительные, а из последних не худшим свидетельством будет именно то, что относится к ефесскому мору, ибо первопричину чумы, принявшую обличье нищего старика, я распознал и, распознавши, одолел, тем не просто прекратив болезнь, но совершенно ее искоренив. А кому я тогда молился, ясно по храму, воздвигнутому в Ефесе в память о названном происшествии, — это храм Геракла Оборонителя, и выбрал я сего бога в помощники за мудрость его и храбрость, ибо избавил он некогда от мора Элиду, смыв с земли пагубную гниль, накопившуюся от Авгиева тиранства.