Жизнь Аполлония Тианского

Впрочем, Евфрата я оставлю тебе, ибо ты, ежели противна тебе лесть, найдешь его еще гнуснее, чем сумел я описать, а ты дослушай лишь мое оправдание. Где тут следующая статья обвинения, чтобы мне отвечать? Вот тут, государь, обвинитель прямо-таки причитает над аркадским отроком, коего якобы прирезал я темной ночью — уж не знаю, не во сне ли? — и который назван сыном честных родителей, да притом еще и пригожим, ибо аркадяне и в нищете красивы, и он-де плакал и просил, а я его-де все равно прикончил и после, обагрив руки детскою кровью, молил богов открыть истину о грядущем. До сих пор винили только меня, а тут еще и на богов взводят напраслину, ибо далее сказано, будто боги молитве моей — этакой молитве! — вняли и даровали жертве моей благие приметы, отнюдь не покарав меня смертью за нечестие. Стоит ли говорить, государь, что обо всех этих гнусностях и слушать-то гнусно? Однако же, отвечая только за себя, спрошу еще: а кто этот аркадянин? Ежели взаправду род его не безвестен и звание его не рабское, то пора тебе полюбопытствовать, как зовутся родители его, и из какого он дома, и в каком из аркадских городов вскормлен, и от каких алтарей уволокли его сюда заклания ради, — изветчик-то об этом ничего не говорит, хотя и горазд врать! Выходит, что винят меня в убийстве раба, ибо к какому званию, кроме рабского, подобает причислять того, у кого нет ни имени, ни рода, ни города, ни отеческого дома? Воистину так, ибо — клянусь богами! — повсюду безымянность. Ну, а тогда, где торговец, продавший раба? И где тот, кто купил его в Аркадии? Похоже, что отрок — из той породы, которая особенно хороша для гаданий по потрохам, но ежели так, то и куплен он за большие деньги, да еще кто-то нарочно плавал в Пелопоннес, чтобы доставить его из Аркадии сюда. Рабов — хоть из Понта, хоть из Лидии, хоть из Фригии — можно купить и тут, всякий видел, как гонят их сюда стадами, ибо эти и все прочие дикари всегда были в подчинении у чужеземцев и до сей поры не почитают рабство зазорным, а у фригийцев в обычае продавать даже и детей и родичей, отнюдь о том не сожалея. Но эллины еще любят свободу и никакой эллин ни за что не продаст соотечественника на чужбину, а потому охотникам за рабами и работорговцам в Элладу ходу нет, а уж тем паче в Аркадию, ибо аркадяне изо всех эллинов самые вольные и притом им самим надобно рабов побольше. В Аркадии обширные нивы и пастбища, да и лесов много — не только по склонам гор, но и повсюду в долинах, — вот и надобно аркадянам без счета пахарей и пастухов, и свинопасов, и козопасов, и волопасов, и погонщиков для быков и лошадей, а еще надобны им во множестве лесорубы, так что этому ремеслу обучают в Аркадии с малолетства. Но пусть бы страна у аркадян была не такова, пусть бы не различалась она от всех прочих стран, и пусть бы аркадяне продавали детей своих в рабство — какая польза для пресловутой моей мудрости в том, чтобы заклать именно аркадянина? Или аркадяне настолько умнее всех прочих эллинов, что даже и потроха у них изо всех человечьих потрохов самые многозначительные? Куда тем! Аркадяне — из неучей неучи и во всем прямые свиньи[363], так что не зря кормятся они желудями.

Похоже, что в защите своей впал я в несвойственное мне витийство, принялся расписывать аркадские нравы и завел свою речь в Пелопоннес, а подобает ответить на обвинение так: никаких жертв я не приносил и не приношу! Даже жертвенной крови, уже пролившейся на алтарь, я не касаюсь, ибо таков завет Пифагора и сподвижников его, и такие же правила у нагих египтян, равно как и у индусов, от коих и повелись начала премудрости Пифагоровой. Тех, кто следует названным заветам, боги отнюдь не почитают неправедными, но дозволяют им жить до старости в телесном здравии, не зная недугов, непрестанно возрастая мудростью, не поддаваясь тиранству и ни в чем не ведая нужды. По-моему, очень даже справедливо просить у богов милостей за чистые приношения! Право, я уверен, что боги держатся о жертвах такого же мнения, что и я, и что богатые ладаном земли расположили они на чистом краю вселенной как раз для того, чтобы не губили мы железом живых тварей и не кропили алтари кровью, но воскуряли бы богам благовония. А вот у обвинителя выходит, что позабыл я богов и себя самого и свершил жертвоприношение против всех своих правил — да и против всяких человеческих правил!